Бытие

Брин Дэвид

Иными словами, теперь, когда мы знаем, что там триллионы душ блуждают во тьме, наш единственный долг – распространять в Галактике Благую Весть? По крайней мере это более передовая догма, чем одержимость его собственных родителей – те молились о страшном апокалипсисе и вечных муках для тех, кто неверно читает молитвы. Предложение прочесть проповедь он отверг, но пообещал «Любви к Иисусу», что, если будет возможность, расспросит существ из Артефакта о таких проблемах.

Насколько мне известно, «присоединяйтесь к нам» может означать «примите нашу веру – или будьте готовы столкнуться с межзвездным крестовым походом». Жду не дождусь, когда узнаю.

Список обращений и просьб слишком длинный, чтобы просмотреть их все… если только чужаки не предложат какой-нибудь удивительный способ клонировать себя. Вот это было бы полезное изобретение!

Чтобы привлечь его внимание, предложения должны быть очень хороши. Внезапно его супруги запросились к нему в постель. Все, даже Франческа, которой Джеральд никогда особенно не нравился. «Мы скучаем по тебе», – говорилось в их сообщениях и звонках. Он никогда не получал такого внимания в групповом браке. Все семеро выразили желание навестить его «в момент стресса».

Джой, Джослин и Губерт даже согласились подписать документы об отказе от претензий и присоединиться к нему в карантине! Предложение лестное. Заманчивое. Особенно потому, что Джеральд всегда чувствовал себя чужаком, оставался на периферии их маленького клана и давно подозревал, что его приняли ради престижа иметь в мужьях астронавта. Возможно, лучший вариант, на который мог надеяться бессердечный и неуравновешенный тип вроде него.

Он ответил: «У вас у всех есть обязанности. Работа. Дети. Будьте на связи. Я вижу вас во сне».

Он снова становился занят. Эксперимент в области депривации давал результаты, к удивлению Джеральда. Его открытие – так называемый Объект Ливингстона – начинало отвечать.

– Тысячи лет блужданий меж звезд – можно было бы подумать, что это научило их терпению, – спустя три дня заметил Геннадий Горосумов. – Я боялся, они будут ждать, пока мы сорвемся. Раскроют наш блеф. Они должны понимать, что на нас оказывают давление.

Тощий русский биолог кивком указал на галерею для наблюдателей сразу за барьером из матового стекла: там почти сто экспертов, делегатов и просто важных персон наблюдали за работой находящейся в карантине Комиссии по контактам. Многие из этих сановников были очень недовольны стратегией комиссии – голодом принудить существ из Артефакта к сотрудничеству.

– Но, к моему удивлению, наш подход кнута и пряника, кажется, сработал, – заключил Геннадий. – Они там явно встревожены.

Он показал на опалесцирующий овоид, который по-прежнему лежал в своей колыбели, только уже не купался в искусственном солнечном свете. Его нижнюю часть окутывал мягкий туман, приближая температуру яйцеобразного объекта и его колыбели к температуре межзвездного пространства. Джеральд, поднося ладонь, ощущал этот холод.

В помещении было темно, прежний блеск округленного по торцам цилиндра потускнел. Что было еще более показательно, постоянная смена изображений: видов планеты, городов, движущихся фигур – замедлилась, из лихорадочной стала лениво-медлительной, даже отрывочной. С каждым часом число существ сокращалось.

– Хорошо, давайте запустим новый цикл, – сказала генерал Акана Хидеоши, кивнув специалисту по методу проб и ошибок – поведению и дрессуре животных. Специалист по имени Патрис Чомбе, нанятый в королевстве Катанга [18] , иссиня-черными руками прикоснулся к нескольким голографическим изображениям приборов, которые светились прямо перед ним, над поверхностью стола для совещаний.

Проектор наверху вдруг испустил яркий луч, словно ударивший прямо из солнца. Там, где луч коснулся сероватого камня, появились облака, словно в кофе влили молоко. Вскоре в этих облаках возникли фигуры и как будто устремились вверх, поднимаясь снизу к свету. К этому времени Джеральд и остальные уже узнавали сорок семь разных видов чужаков. Геннадий сконструировал сложные биоскелетные модели – от кентавроида с лицом ястреба до плавучего кальмара и существа с четырьмя кожистыми крыльями, окружавшими центральную пасть; существо напоминало помесь летучей мыши, вертолета и морской звезды.

18

Своего рода игра: автор напоминает читателю события недавней истории Африки. Патрис Эмери Лумумба – конголезский политический и общественный деятель левонационалистического толка, первый премьер-министр Демократической Республики Конго после провозглашения ее независимости в июне 1960 г. Расстрелян в 1961 г. при невыясненных обстоятельствах. Моиз Капенда

Чомбе – конголезский политик, выходец из провинции Катанга, премьер-министр Демократической Республики Конго в 1964–1965 гг.

Эти трое в данном случае появились первыми… но лишь немного опередили других, теснившихся сразу за ними. Джеральду они напомнили толпу, собравшуюся по звонку на обед: все торопились подкрепиться. Каждый из чужаков прижимал к блестящей поверхности, разделяющей два мира, какой-нибудь отросток или конечность, и вокруг каждой точки контакта начинали виться буквы и слова.

Даже с помощью компьютера из этого вихря конфликтующих, толкающихся фраз удавалось извлечь только простейший смысл. Время от времени надписи сливались, в основном повторяя воспринимающееся теперь иронически приглашение: «Присоединяйтесь к нам».

Джеральд уже много дней гадал: «Кто это «мы»?»

Над вторым рядом поднимались различные головы, чтобы их было видно из-за первой тройки: одна напоминала насекомоподобную голову на длинной гибкой шее; другой походил на жизнерадостного полного Будду, а стоящий рядом с ним поднимал руку, в точности как слоновий хобот, только с кистью на конце, а на этой кисти у основания всех шести пальцев сидели глаза. Эти припоздавшие отталкивали первых, вначале легко, потом все настойчивее.

– Они ведут себя как французы или китайцы, – заметила Эмили Тан. – Гордо отказываются подходить организованно или становиться в очередь. Жаль, что мы не заставили их стать кем-то другим. Англичанами – или даже японцами. Покорно принимать тиранию очереди.

Хайхон Мин, член Комиссии от Срединного государства, громко рассмеялся, а Акана Хидеоши мрачно усмехнулась. Но Бен Фланнери, антрополог с Гавайских островов, посмотрел на Эмили, явно удивленный и оскорбленный ее предрассудками в области культуры. Эмили пожала плечами.

– Эй, я предложила поучить их дисциплине, но это вовсе не означает, что я им не сочувствую. Сейчас в их поведении есть этакое очарование школьного двора. Хотя оно и делает общение почти невозможным.

Внимательно наблюдая за чужаками, Чомбе выделил среди них одну группу. Когда она объединила силы, чтобы оттолкнуть в сторону существо – летучую мышь, Чомбе резко взмахнул рукой, и луч наверху погас. Включились компрессоры под столом, активировались насосы, и камень неожиданно объял холод.

– А теперь, мальчики, девочки и все прочие, – радостно сказала Эмили, – учимся вести себя прилично.

Как только толкотня прекратилась, Чомбе снова включил луч, сфокусировав его с точностью хирургического скальпеля на кентавроиде и кальмаре, оставив остальных в полутьме.

– От выдр я получал реакцию получше, – сказал с сильным афрофранцузским акцентом Чомбе. – Но у нас явный прогресс. Кривые улучшаются.

Прошло еще несколько циклов. Джеральд через плечо оглянулся на галерку за карантинным стеклом – наклонную площадку, уставленную мягкими ВИП-креслами, откуда сановники в окружении лучших приборов, консультантов и приспособлений, какие только можно купить за деньги, наблюдали за каждым шагом комиссии.