Бывшая для мажора. Она не уйдет
Шрифт:
Я встала на ноги, подобрала с пола свои трусики, кое-как нацепила их на себя. Мое тело дрожало, не то от волнения, не то от злости, не то еще от чего-то.
– Мерзавец!.. И ты будешь говорить, что любишь меня?
– я никак не могла отдышаться.
– За эти годы ты ничуть не изменился. Я повзрослела. Построила жизнь вдали от тебя, и ты мне в ней не нужен!
Но мне в очередной раз не удалось оттолкнуть его от себя, ни словами, ни действиями. Он снова надвинулся на меня, навис надо мной, как скала.
– Это ты не изменилась, -
Выбравшись из захвата, я разорвала дистанцию между нами. Казалось невероятным, что несмотря на все это безумие, на все, что произошло сейчас и раньше… он был прав.
Как… как я могла что-то чувствовать к этому человеку? Как это вообще возможно?
Но любовь и ненависть не зря называют двумя сторонами одной медали. Чем сильнее я любила его, тем сильнее ненавидела. Мое сердце никогда не дружило с логикой. Именно поэтому я должна была любой ценой не дать ему одержать надо мной верх!
– А хочешь, я расскажу тебе правду?
– внезапно вырвалось у меня.
– Когда мы расставались, я была беременна!
Сказала… и сразу пожалела об этом.
Потому что Давид изменился в лице. Его губы приоткрылись, а глаза словно зажглись внутренним светом, какой-то глубинной радостью. Ни разу не видела его таким.
– У нас есть… ребенок?
Я промолчала. И что меня дернуло сказать это? Наверное, думала, что эта новость ему не понравится, оттолкнет от меня. Ребенок - это слишком серьезно, а между нами никогда не было ничего серьезного.
– Ника, где он?
– снова сжал плечи руками, всматриваясь в мое лицо.
– А где он может быть?
– нехотя ответила.
– Я сделала аборт. Мы же тогда едва окончили школу. К тому же ребенок никак не вписывался в мою жизнь. Меня ждала карьера модели, рекламная кампания «Андреа Сарто», с которой мне так щедро помог твой отец, - усмехнулась краешком губ.
– Видел все эти рекламные ролики, плакаты и билборды? Представляешь меня на них с огромным животом?
– Ты… избавилась от моего ребенка?
– Давид побледнел и словно обмер… будто этот малыш, о котором минуту назад он и не подозревал, вдруг стал ему жизненно необходим.
В моем сердце словно провернулся кусочек льда… но я не позволила себе сломаться и расчувствоваться, как в тот роковой день.
– От твоего… или от его ребенка. Откуда мне знать?
– равнодушно пожала плечами.
Я понимала, что бью его по больному, но все равно произнесла эти слова.
Третьяков с силой сжал мои плечи, так, что мне самой стало больно… а затем с отвращением оттолкнул меня от себя. И нанес свой удар.
– В тот последний день я сказал, что ничего к тебе не чувствую… Значит, я все правильно тогда сказал. Лицемерная, пустая, бездушная дрянь, - его глаза были ледяными, почти спокойными, но его тело сотрясалось мелкой яростной дрожью.
С трудом взяв эмоции под контроль, он прошел к выходу из комнаты, больше и не взглянув в мою сторону.
Меня саму колотило от смеси чувств, в которых было почти невозможно разобраться. Я обняла себя руками. Сделала глубокий вздох… это не помогло.
Мой худший кошмар… Тогда и сейчас!
Вытащив телефон из крошечной сумочки, нашла в нем знакомый контакт. Закрыла глаза. Вытерла слезы тыльной стороной ладони.
– Привет, - дождалась ответа на другом конце.
– Передай трубку моему зайчику.
Глава 11. Нежеланная новость
Мне, действительно, очень нужно было услышать родной голосок. Поговорив с самым важным в моей жизни человеком, я, и правда, смогла успокоиться и снова обрести подобие почвы под ногами. Ураган чувств, сбивавших с толку, приводивших меня в смятение, немного затих.
Правда и ложь, ложь и правда… Сегодня мы с Давидом сказали друг другу столько ужасных ранящих слов. Еще минуту назад я почти готова была взять их обратно - ведь я почувствовала, какими жестокими они были. Увидела, что причинила настоящую боль тому, кто был мне не безразличен. Может, он и заслужил презрение с моей стороны… но и я повела себя как бездушная стерва - это было хуже всего.
Но после недолгого разговора с моим зайчиком, я поняла, что все сделала правильно. Если и существовали какие-то слова, которые могли заставить Третьякова оставить меня и мою семью в покое, я должна была их произнести. Потому что я просто не могла дать ему то, что он хочет. Не имела на это права. Любит ли меня Давид, или говорит мне о любви, просто чтобы отомстить, снова сделать своей на короткое время и еще раз бросить… это неважно. Совершенно неважно.
Потому что у меня… есть ребенок.
Да, представьте себе. У меня есть ребенок, и это ребенок не Альдо.
У меня есть маленький сын, которому в феврале исполнится четыре года. У меня есть муж, который принял моего сына, подружился с ним и даже полюбил его.
Третьяков не знает, о чем просит. Я никогда не поставлю свою безрассудную любовь выше благополучия сына. Никогда и ни при каких обстоятельствах.
Выйдя из темной столовой, я снова прошла в главный холл, но вместо того, чтобы вернуться к гостям, поднялась наверх, в нашу спальню. Скажу Альдо, что слишком устала, чтобы продолжать веселиться на вечеринке.
Подошла к зеркалу, взглянула на свое отражение - оно совсем не порадовало меня. Я выглядела… несчастной. Очень молодой, изысканно прекрасной в этих старинных украшениях и серебристом атласном платье от Валентино. Но по-настоящему несчастной.
В моем горле встал ком. Мне снова захотелось плакать.
«Я люблю тебя, Ника. Всегда любил только тебя…»
«Ты тоже так и не забыла меня. Ты тоже все еще хочешь быть со мной! Я это почувствовал!»
Что же ты делаешь?.. Зачем мучаешь меня спустя столько лет?..