Бывший лучший друг

Макнамара Элена

— Да что случилось-то?! — повышаю голос, обращаясь к Иванычу.

— Послушай, Милла, — тренер глубоко вздыхает, отчего его бордовое лицо немного розовеет, — к тебе вопросов нет. Ты всё делала правильно, поэтому работа твоя. Добро пожаловать в штат.

Тренер поворачивается к чемпиону и сверлит его гневным взглядом.

— А с тобой разговор короткий, — говорит Пашке подозрительно ровным тоном. — Пошел вон!

Я буквально задыхаюсь от такой наглости. Вон?! Он же это несерьезно?! Паша победил!

Тренер

хочет ещё что-то добавить, делает два шага в сторону, а потом обратно, бросает ещё пару ругательств, а потом разворачивается и выскакивает за дверь. После чего, наконец, в раздевалку проходит Луциано.

— За что он его так? — я почти плачу, пока во все глаза смотрю на первого тренера Пашки.

— Не обращай внимания, — отмахивается и подходит к чемпиону. Надавливает на его плечо, отчего парень садится на скамью.

— Что случилось? — тихо спрашивает, присаживаясь перед ним на колени. — Почему так грязно? Почему так долго?

Пашка молчит. Что они от него хотят? Прошло всего шесть раундов. Это что, долго? Каким они его видят? Машиной, роботом?

— Я не знаю, — наконец произносит боксёр, — как-то всё сегодня не так. Техникой не получалось его взять, уж больно продуманный оказался…

— И поэтому эмоции взяли верх, да? — Джаннини повышает голос, но видя, как Пашке искренне жаль, сразу затихает.

Тренер встаёт с колен, долго смотрит на чемпиона, а потом идёт к двери. Смотрю ему в спину, хочу остановить, спросить, что вообще происходит, но он останавливается сам и отвечает на мой не заданный вопрос.

— Иваныч тебя не выгонит, — говорит Пашке твёрдо, — пошумит и успокоится. Но ты мотай на ус, сынок. Когда-нибудь тебе попадется соперник, который будет превосходить тебя в технике, в выносливости, будет физически сильнее. Вот тогда твои эмоции не помогут.

— Я понял.

— Я на это надеюсь.

Тренер уходит, тихо прикрыв за собой дверь. В раздевалке повисает тяжёлая тишина, которую побыстрее хочется прогнать.

— Предлагаю отпраздновать твою победу, — говорю бодрым тоном и присаживаюсь рядом с парнем.

— Да? И как будем праздновать? — Пашка тоже бодрится, даже улыбается разбитыми губами, но глаза по-прежнему грустные.

— Ну, с таким лицом нас никуда не пустят, — говорю нарочито серьезным тоном и невесомым движение провожу пальцем по здоровенному синячищу под его левым глазом. — Поэтому отпразднуем скромно. Только ты и я!

Он ловит мою руку, и притягивает к себе. С наслаждение утыкаюсь носом в его плечо. С моих губ слетает выдох облегчения — Пашка успокоился.

— Только ты и я, говоришь?!

— Ага.

— Тогда пойдём со мной в душ? — лукаво улыбается, хотя знает, что я не соглашусь.

— Нет уж, — отодвигаюсь подальше, изображаю на лице возмущение. Будто он что-то противозаконное предложил.

— Но

я хочу свой приз, — Пашка надувает и без того припухшие губы. Встаёт с лавочки, быстрым движением срывает с рук наполовину размотанные бинты, потом так же быстро избавляется от шорт и трусов, совершенно не стесняясь, демонстрирует мне своё достоинство, берёт полотенце и очень сексуальной походкой удаляется к душевым. Они, слава Богу, смежные с раздевалкой, и не надо выходить в коридор. Хотя я думаю, Пашка и это смог бы сделать.

— Я тебя жду, Милк-Милк, — слышу его голос, а потом включается вода.

— Нет, я не пойду, — говорю себе под нос. Скрещиваю руки на груди. Пригвождаю себя к лавочке и стараюсь не думать об абсолютно голом парне под струями воды.

Смотрю на дверь. А вдруг кто-нибудь зайдёт? А она даже не запирается.

Нет, нет, определенно не пойду.

— Вот блин, — вскакиваю, срываю с себя одежду и уже ни о чем не могу думать. Только о его жарком дыхании, сильных руках, а уже через минуту и о крепком мускулистом теле, которое вжимает меня в полупрозрачную стенку душевой кабинки.

***

Чуть больше трёх лет назад

Паша

— Сколько до боя?

— Три месяца.

— Сколько тебя не пускают на ринг?

— Глеб Иосифович, вы знаете, сколько.

— Отвечай!

— Восемь месяцев, — говорю сквозь зубы.

— Ты знаешь, почему? — врач одаривает меня тяжёлым взглядом.

— Я думаю, в этом здании все знают, почему. Потому что я чёртов псих! И как говорит Иваныч — совершенно не готов.

— Тогда скажи мне, почему ты не готов? — снова испытывающий взгляд врача. — Говори, Паш. Сергей Иванович не узнает о нашем разговоре. Я же обещал сохранять конфиденциальность. Дело в Милле?

— И да, и нет, — тяжело вздыхаю.

— Сколько вы уже вместе? Больше полугода?! Что не так?

— Всё так, — снова вздыхаю, — я счастлив. Правда. И Милла, я думаю, тоже. Просто… счастье, оно так не стабильно… оно такое хрупкое.

— Я не понимаю твоих страхов, Паш, — теперь вздыхает Глеб Иосифович.

— Я сам ни черта не понимаю. Знаю только то, что хочу для неё всего и сразу, даже луну с неба. А ничего не могу дать.

— Дело в деньгах? В спонсорах?

Я просто киваю.

— Сколько их осталось?

— Иваныч сказал, что вчера в его клуб поступила приличная сумма денег за одного подающего надежды боксера. Их внесли за Руса. И это был мой спонсор, — запускаю руку в волосы и тереблю их в нервном жесте. Вздыхаю. — Я так понимаю, у меня больше нет спонсоров.

— Будут другие, — заявляет врач-психолог.