Бывший
Шрифт:
— А, ну да. Ты же не пьешь. Что и в Рождество тоже?
— Даже в Новый год.
— Нуты нонсенс, — удивился дядя Миша. — В общем, прилетела сегодня твоя эта… как ее…
— Я понял, — сказал Виталий и покосился на спящую жену.
— Ну вот, — продолжал Геннадий. — Короче, остановилась в гостинице «Космос». Номер 2220, с сыном она.
— Ну они уже не могут без этого, даже здесь номер блатной, — пошутил Виталий почувствовав, что все же сердце забилось чаще и сам заволновался. Но состояния своего старался не показать, а наоборот, придал голосу равнодушие: — Спасибо, Ген.
— Да не за что. Смотри, только делов там не твори, — напутствовал дядя Миша и попрощался.
Потихоньку, чтобы не разбудить жену, Виталий собрался и вышел из квартиры. Как бы он не успокаивал себя и что бы себе не внушал, чем ближе он подъезжал к гостинице, волнение было все сильней и сильней. И его попытки вспомнить лондонскую запись и нагнать на себя злость еще больше усиливали его.
Когда выяснилось, что номеров свободных и не забронированных нет, он, пытаясь унять дрожь в голосе, опять позвонил дяде Мише. Ему был нужен номер именно на ее этаже, встреча должна быть случайной. Вопрос решился за пять минут.
— Ваш номер 2209, - вежливо сказала администратор и, выписав карточку, выдала ему пластиковый ключ от номера. Быстро раздевшись и глянув на себя в зеркало, Виталий спустился в холл и, усевшись за один из самых крайних игровых автоматов, чтобы было видно выходящих из лифтов, стал дрожащим от волнения пальцами совать в автомат банкноту.
— Черт! Черт! Черт! — ругал он себя. — Держи себя в руках! Ведь она обычная шлюха!
Так, пытаясь себя подбодрить, он просидел несколько часов, бездумно стуча по клавишам автомата и засовывая в него купюры. На экран он почти не смотрел, шарил глазами по холлу в поисках знакомого до боли силуэта, который мог и не появиться до утра. Но через три с половиной часа она все же появилась.
Выйдя из лифта, она подошла к сидящему в холле какому-то мужчине с портфелем. Они сдержанно поздоровались и прошли в находящееся здесь же кафе. На него Виталий даже не смотрел, зная, что это наверняка какой-нибудь сотрудник фирмы ее отца привез ей все необходимые и уже подготовленные документы и билеты. Увидев, как он передает ей за столиком бумаги, Виталий даже занервничал. До ее подъема обратно в номер оставалось совсем немного, и больше она без сына может и не появиться. А он все никак не уймет сердцебиение и не может решиться подойти к ней.
Обычно всегда хладнокровный и спокойный, он был не похож на себя и уже не был уверен, что сможет вообще к ней подойти. Ругая себя на чем свет стоит, он зашел в другое кафе в холле и заказал водки. Пришлось поступиться своим принципом, иначе не сможет сказать ей ничего и будет потом проклинать себя.
Опрокинув рюмку, он скривился: «Как люди могут пить это?» — подумал он. Совершенно забыв, чем нужно закусывать, он наугад заказал лимон, вроде так кто-то пил при нем. И, засунув в рот дольку лимона, он сморщился еще больше. Но просидев две минуты, уже почувствовал, что волнение начинает потихоньку утихать и даже сердце стало биться ровнее.
Заказав еще водки, а потом еще и еще, он почувствовал, как уверенность начинает к нему возвращаться. Закинув в рот полпачки жвачки, он расплатился и, увидев, что собеседник Ирины уже допивает свой кофе, быстро прошел в лифт и поднялся на ее, а теперь уже и свой, этаж.
В полукруглом здании он не мог на выходе из своего номера видеть дверь ее номера и даже двери лифтовой. Поэтому пришлось тусоваться прямо возле лифтов, якобы вышел из комнаты и собирался спускаться. Выпитые двести граммов водки давали о себе знать с утроенной силой, в последний раз он пил десять лет назад в лагере, в день похорон убитого на воле брата.
Еще несколько минут назад он не был уверен, сможет ли вообще подойти к ней. А сейчас он уже с нетерпением ждал этой встречи и дважды делал шаг к открывающемуся лифту. Но выходили из них другие люди, и он оставался нетерпеливо вышагивать тудасюда в ожидании встречи. И когда он уже готов был плюнуть на всю конспирацию и спуститься, чтобы подойти к ней прямо в холле, двери лифта наконец раскрылись и вышла она.
— О-о! — радостно и удивленно воскликнул Виталий. — Привет. А ты что здесь делаешь?
Она удивленно раскрыла глаза и так и осталась стоять молча. Эта встреча, действительно, была для нее нежеланной, только-только она отошла от той боли, которую нанес ей этот человек, и с помощью своих любовников стала его забывать, как вот он тут как тут. Она стояла и смотрела на него, не зная, что сказать и что происходит с ней самой, потому что он смотрел на нее точно так же, как когда-то давно, когда они были близки и по-настоящему счастливы.
— Ты что, тоже в Москве живешь? Или где-то рядом? — сыпал вопросами Виталий, расценив ее замешательство тем, что она просто забыла посмотреть на себя в зеркало и не знала, как выглядит.
— Нет. Я в Англии живу, — тихо проговорила она, еще не отойдя от шока, и добавила: — С сыном.
— Давно? Уже английский, наверное, хорошо выучила? — с лица Виталия не сползала радостная улыбка, единственное, в чем он не играл.
Ирина вместо ответа утвердительно кивнула головой, молча глядя на него каким-то виноватым взглядом. Видя ее состояние, Виталий решил воспользоваться этим и спросил:
— Уже выучила? Слушай, как по-английски будет «еще»?
— Мо, — коротко ответила она, ничего не сказав больше.
Виталий тут же отвел взгляд и попытался представить, как она, занимаясь сексом в гостинице с Питэром, просит «еще» по-английски. Радость встречи тут же пропала.
— Mo, мо, — повторил он, глядя в сторону, а потом повернулся к ней и сказал с каким-то сожалением: — Не-а, совсем не звучит.
Ирина была не в том состоянии, чтобы что-то понять, и молча смотрела на него. А алкоголь уже добавил Виталию воображения и, глядя на ее чуть приоткрытый рот, он тут же представил, как в него заходит возбужденный член Питэра. Если где-то глубоко в сердце еще и были какие-то чувства, они сразу погасли. Запись на пленке, вставшая перед глазами, добила их.