Ц-5
Шрифт:
— Представляешь, — охала дама в головном уборе из чернобурки, — Николай Алексеич уволил-таки Романенко!
— И правильно сделал! — агрессивно рубанула ее товарка в белой шапке из песца. — Где это видано, чтобы главбух путался в арифметике?
— Так-то оно так… — затянула чернобурка. — Но человеку год до пенсии…
— Пускай переквалифицируется в управдомы!
Грин вслушивался в разговор, понимал сказанное, но не улавливал потаённого смысла. Некое глубинное, скрытое течение, видимое обеими дамами, не давалось ему.
Нахмурившись,
«Fucking shit!»
Как штурман без компаса и карты… Вертя головой, Саймон наткнулся-таки на искомое. «Отдел кадров».
За дверью обнаружился небольшой кабинет. Шкаф для бумаг, развесистое растение в горшке на подоконнике, внушительный, крашеный белой краской сейф, портрет Ленина на стене — и огромный письменный стол, попиравший тумбами истертый паркет.
За столом сидела пожилая, но энергичная женщина в карминно-красной кофте, наброшенной на строгое серое платье. Волосы, крашенные басмой, придавали начальнице южной знойности.
— Здрасте! — по-простецки сказал Грин, сдергивая шапку.
— Здравствуйте, — женщина глянула на посетителя поверх очков в тонкой золотой оправе. — Вы устраиваться?
— Да! Был слух, что вам нужны водители…
— Хорошие водители всегда нужны, — проговорила «персональный менеджер», акцентируя слово «хорошие». — Документы с собой?
— Да, вот — Саймон с готовностью протянул бумаги
— Семен Зеленов… — прочла начальница. — Водитель первого класса… Характеризуется… Не был… Не состоял… Не привлекался… Хм. Ну, что ж… Требуется водитель на «каблучок».
Грин мгновенно вспотел, лихорадочно вспоминая марки советских автомобилей, и с громадным облегчением выдохнул. «Каблук» — разговорное название легкового фургона «Иж-2715».
— Машина новая? — деловито спросил он.
— Новая, но неухоженная. Устроитесь если, покажете себя с хорошей стороны — пересядете на машину получше.
— Справедливо, — согласился Саймон. — Оформляйте!
Час спустя распаренный водитель Зеленов покинул контору продснаба, торопясь в общежитие.
Надо было успеть застать комендантшу, чтоб та выдала постельное белье. Иначе заночуешь на голом матрасе, а завтра рано вставать…
Инфильтрация начиналась успешно.
Среда, 4 февраля. После уроков.
Первомайск, улица Карла Либкнехта
Чего-то я сегодня устал. Школа меня не напрягала особо, на уроках отдыхал больше. А вот в Центре пришлось поднапрячься. Как засел статью править, так и встал из-за стола лишь под вечер. Все страницы красным исчеркал, придется теперь начисто перепечатывать. Разумеется, не в гараже — куплю шоколадку Сашеньке, секретарше Николая Алексеевича. У нее там отличная пишмашинка, швейцарская, с мягким ходом…
Прогибая спину, я выбрался к окну. Зимний вечер.
Темнеет рано, хоть сутки и прирастают светом. Домами и улицами пока не завладела ночная чернота — город окутался
Двухэтажка, замыкавшая «военный двор», вся просвечена уютными желтыми окнами. Ага! Вот и Наташка включила свет — розовые шторки придали ему гламурный оттенок. Я прищурился — вроде бы мелькнул нечеткий силуэт… И усмехнулся — ревную будто. Вот и высматриваю, не засветится ли чей-то брутальный профиль.
Тут моих ушей достиг дружный смех, и я пошел на звук. Не стоит ожидать депрессии, когда тебе семнадцать. Особенно, если душе пора на пенсию. Дождешься…
Покинув кабинет, прислушался. Хохот рвался из мастерской. Сбежав по лестнице, я толкнул тяжелую дверь и очутился в царстве Ромуальдыча. Вечером сюда вся молодежь сбредается. Так уж повелось.
Сперва мы по делу собирались. Все ж таки, Вайткус официально — директор. Устраивали планерки, делились мнениями, спорили. А Ромуальдыч, обожавший юное шумство, и чаю заварит, и килограмм конфет на верстак вывалит. Не поддержать такую «славную трудовую традицию»? Как можно!
— Мишечка явился! — заулыбались девчонки, оккупировавшие диван. — Приветики!
— А в щечку чмокнуть? — сказал я бархатным голосом.
— Чё это? — тут же встрял Изя. — Перебьешься как-нибудь!
— Чё это? — передразнила его Светланка. — Мы потом, Мишенька!
— По очереди! — хихикнула Маша. — По очереди!
Рита молча улыбалась мне, но смотрела так, что обещания близняшек представлялись детскими.
— Миша! — Арсений Ромуальдович вырвал меня из девичьего плена. — Тут ребята идею подкинули…
— Я подкинул! — похвастался Динавицер.
— Вообще-то, мы, мон шер, — поправил его Зенков. Он вместе с неразлучным Дюхой восседал на верстаке и болтал ногами. — Может, нам автопробег организовать?
— Первомайск — Москва! — воскликнул Изя.
— Надо обязательно с идеологической нагрузкой! — вскочил Саня Заседателев. — Комсомольский автопробег «Навстречу XXV съезду КПСС»! Тогда нас обязательно в райкоме поддержат, да и от уроков точно освободят. На всю неделю!
— Смотри! — Женька спрыгнул с верстака, и подошел к большой карте СССР, висевшей на перегородке, из-за которой слегка поддувало — большой гараж отапливался всего парой батарей. — Двинемся через Умань до Киева, там переночуем…
— Рано ночевку устраивать, — не согласился Жуков. — Давайте лучше до Сейма дорулим, а там в пионерлагерь свернем! Гошка говорит… Гош!
— А? — взлохмаченный Кирш выглянул из гаража. — Чего тебе?
— Сильно занят?
— Мы тут резину набиваем на ворота, — степенно ответил Гоша, — дует сильно. А чё?
— А у тебя там, правда, сторож знакомый? Ну, помнишь, ты говорил? В лагере том, на Сейме!
До Кирша дошло не сразу.
— А-а! — завел он. — Ну, да. Дядь Сеня.
— Всё, — отпустил его Изя, — свободен.