C-dur
Шрифт:
В субботу он мучился головной болью, а в воскресенье был на даче у тещи. Он сколько мог, под разными предлогами, бегал от тещи как от военкома с повесткой, и наконец дело дошло до той крайней точки, когда отказ стал невозможен. Мама Ани вот-вот крепко обидится. По большому счету, что ему с этого, если скоро будут новости и похуже, но воспитание и подспудное чувство вины взяли в итоге свое. Он согласился. Лучше разом отмучиться, чем растягивать удовольствие.
Набравшись терпения, он взял с собой маску самого лучшего зятя и поехал на дачу. Неприятие совдеповских дач уходило корнями в его детство и отрочество, когда
Помимо матери и отчима Ани, компанию им составили двоюродная тетя Ани и шестилетний сын тети, а также два килограмма шашлыков, шесть литров пива и пол-литра водки. На вечернем семейном совете решили, что за руль сядет Аня. Ее водительский стаж —год. Купив ей «Короллу», муж потерял счет мелким авариям и царапинам и сильно нервничал, сидя рядом с ней в качестве пассажира. Мысленно обращаясь к кому-то невидимому и могущественному, он просил его сделать так, чтобы они добрались целыми и невредимыми из пункта А в пункт Б.
В этот раз обошлось без ЧП, не считая того, что едва не чиркнули бампером по черному боку «мерса». Мелочи жизни. Чуть не считается.
Испытывая подвеску японки на ухабах русской грунтовой дороги, они въехали в дачное общество. Задев днищем кочку, свернули на узкую пыльную улочку. Еще сотня метров – прибыли. Старенький серый заборчик, дом о двух окнах, родственники у калитки.
Искусственно улыбаясь, он вышел к ним.
Здравствуйте.
По здешней доброй традиции всем следовало заняться общественно-полезным трудом, включая вновь прибывших и долгожданных. Вооружившись двуручной пилой, мужчины пилили брусья для нового туалета (нынешний дышит на ладан); Ане дали перчатки, садовую вилку и емкость для сорняков, но она, сославшись на маникюр, села в тени с книжкой Дарьи Донцовой; теща и тетя бросились в бой без Аннушки-белоручки.
«Милая публика», – думал Беспалов. Снегирев, от которого разило потом и перегаром, болтал без умолку о машинах, футболе и гадах-политиках; рыхлая тетя ходила по грядкам в открытом купальнике, ничуть не стесняясь лишнего веса и страшного целлюлита; сын тети, воспитываемый матерью-одиночкой в атмосфере вседозволенности и маниакальной обеспокоенности хрупким детским здоровьем, то и дело капризничал и ревел. С Лешей дружба не складывалась, игры не получались.
Через два часа пришло время обеда.
Быстро пожарили мясо и сели за стол, накрытый клеенкой, под сенью старой кряжистой яблони. Тесно сели, по-родственному. Леша сел на колени к папе, Рома – на стул рядом с матерью.
– Саша, что будешь? Водки? – осклабился как бы тесть (полный рот золота, нет четвертого зуба справа в верхнем ряду).
– Я буду пиво.
Зять взялся за пластиковую бутыль.
Пиво теплое. Старенький холодильник не справился.
– Саша, не принуждаю. По мне лучше водку, а пиво на закусь. Надь, правильно говорю?
Теща, сидевшая
– Нет.
– Ладно, спорить не буду. Что с тобой спорить?
Он налил себе водки. Было заметно, что он весь в предвкушении и, дай ему волю, выпил бы тут же залпом, не чокаясь, не дожидаясь. Кажется, у него даже пальцы вздрагивали от нетерпения. Он был алкоголиком и работал водителем, что встречается сплошь и рядом, несмотря на кажущуюся несовместимость этих двух факторов.
Теща и тетя выбрали пиво, Аня и дети – сок и сладкую газировку.
Мясо сложили в центре стола на общее блюдо. Это блюдо знавало лучшие времена, а ныне, с маленькой треугольной щербиной, его списали на дачу. Здесь, на пенсии, оно будет жить долго и счастливо, ибо теща не выбрасывает старые вещи. В шкафах, на балконе, на даче, – всюду пылится хлам, и лишь малая его толика используется по назначению раз в пятилетку.
Еще один артефакт – эмалированная чаша с салатом из свежих помидоров и огурцов. Брезгливым гостям выдали по тарелке, а теща, тетя и как бы тесть ели прямо из чаши.
Отчим Ани вызвался сказать тост.
Взяв стопку грубыми пальцами и не обращая внимания на то, что заметили остальные – стопка подрагивала, и водка, налитая с горкой, едва не расплескивалась – он начал:
– Как здесь у нас, а? Сказка. Свежий воздух, яблоньки, следующим летом баньку срубим…
При слове «банька» теща скептически усмехнулась.
Вообще было странно, что он расчувствовался и стал нахваливать прелести дачной жизни: он не очень-то жаловал дачу, учитывая, что у тещи всегда было для него дело-другое. Нечего расслабляться – так она думала. Дай только волю – сразу за рюмку, а если нечего пить, то ляжет на койку и будет щелкать пультом от телевизора, не задерживаясь ни на одном из пяти каналов более чем на минуту. Или продрыхнет полдня. Или пойдет в гости к соседу и там все равно выпьет. От работы польза двойная: и для дачи, и для здоровья.
Тем временем, сделав паузу, он закончил:
– Дай Бог, чтоб мы чаще так…
После трех тостов и двух килограммов мяса пришло время скучной застольной беседы, от которой скулы сводило. Мелочно и по-мещански. Их образ жизни, мысли и интересы были чужды Беспалову. Работа с восьми до пяти, вечером – мыльные оперы и лживые новости; из книг – Дарья Донцова, Шилова и Маринина; летом дача, дача и дача, без отпуска и выходных; кучи хлама и старой одежды; серость быта и скудность мечтаний, – это мещанство. Со временем, по мере взросления, он стал спокойней ко всему относиться, к этому в том числе, более того – даже заметил в себе легкую склонность к дивану и телевизору, и к праздному времяпрепровождению после сильного стресса – однако от критики, в основном мысленной, не отказывался.
– Саша, с дачей-то не надумали? – спросила теща. – Купите?
Аня бросила на него взгляд.
Сделав вид, что ничего не заметил, он сказал:
– Думаем.
Это было так, с некоторыми нюансами. Во-первых, в его случае речь шла не о даче, с грядками и навозом, а о загородном доме. Во-вторых, Ани не было в этом доме. Там были Света и Леша. Он знал, что после развода сын останется с матерью и будет видеться с ним раз или два в неделю. Когда он думал об этом, сердце его сжималось.