Цацики и Рецина
Шрифт:
— Не знаю никаких Сонь! — крикнул Цацики в щелку для писем. — Уходите! А не то я вызову полицию.
— Но я мама Мортена! — закричала тетенька так громко, что Мэрта из соседней квартиры открыла дверь — узнать, что происходит. Тогда Цацики тоже осмелел и открыл дверь.
— Вы Соня Гонсалес? — спросил он.
Соня Гонсалес кивнула.
— Мама Мортена?
— А ты, должно быть, тот самый мальчик со странным именем?
— Да, я Цацики, — ответил Цацики.
— Теперь-то я вижу, что ты — не Мортен, — сказала Соня Гонсалес. — У тебя карие глаза. А у Мортена — голубые. Самые красивые голубые глаза на свете.
— В этом я не очень уверен, — усомнился Цацики. — Но точно знаю, что у него много прыщей.
Мама Мортена
Соня Гонсалес была не похожа на Мортена — загорелая, пышная и вообще какая-то булочкообразная. Круглые щеки, круглый рот, большая круглая грудь, не вполне умещавшаяся в лифчик под обтягивающей розовой майкой. Круглые бедра в тесных, еще более розовых брюках. Единственное, что у нее было не круглым, — это длинные блестящие розовые ногти.
При взгляде на Соню Гонсалес сразу становилось ясно одно — она обожает розовый цвет.
Они долго сидели в гостиной друг против друга, не зная, что сказать.
— Так почему вы бросили Мортена? — спросил наконец Цацики. — Я считаю, что мамы не должны бросать своих детей.
— Я не хотела, — прошептала Соня Гонсалес. — Я поехала отдыхать и встретила Карлоса. Он был такой добрый и романтичный. В отличие от Калле, он обращался со мной, как с королевой. Понимаешь, папа Мортена обижал меня. Особенно когда выпивал.
Соня Гонсалес достала из сумочки носовой платок и высморкалась.
— И вы оставили Мортена с таким человеком? — осуждающе спросил Цацики.
— С Мортеном Калле всегда был добр. Кроме Мортена, его ничто не волновало. Ну и кроме выпивки, конечно. Я думала, он бросит пить, когда ему придется одному заботиться о сыне.
— И вы не скучали по Мортену? Мамаша всегда без меня скучает, когда мы расстаемся.
— Конечно, скучала. Каждую минуту. — Но Калле угрожал, что убьет меня, если я посмею приблизиться к Мортену. В конце концов и к горю привыкаешь.
Соня Гонсалес снова высморкалась и достала из сумочки несколько фотографий. Среди них было много снимков дома, где она жила, ее парикмахерского салона, были фотографии какого-то мужчины и двух девочек.
— Кто это? — спросил Цацики.
— Мои дочери, — ответила Соня Гонсалес. — Сестры Мортена. Разве он вам не рассказывал?
— Нет. Вряд ли он знает, что у него есть сестры. Вот удивится.
— Как это не знает! — воскликнула Соня Гонсалес. Похоже, она не на шутку рассердилась. — Я писала ему каждый месяц, он же ни разу мне не ответил.
Наконец Цацики услышал, что Мортен вернулся. Дело в том, что Мамаша и Йоран никогда не хлопали дверью. Хлопали только Цацики и Мортен.
— Мортен! — закричал Цацики. — Мортен, иди сюда! Скорее!
Соня Гонсалес поднялась с дивана и поправила прическу.
— Что случилось? — крикнул Мортен из прихожей. Такой же недовольный, как всегда. — Чего тебе?
Мортен подошел и увидел Соню Гонсалес. И, едва переступив порог гостиной, замер. Со стороны казалось, будто он увидел привидение.
Соня Гонсалес протянула к нему руки.
— Мортен, — прошептала она. — Мортен!
— Ты! — сказал Мортен. — Это правда ты?
— Да, — прошептала Соня Гонсалес и сделала шаг ему навстречу. И еще один шаг. — Мортен! О Мортен!
От напряжения Цацики дрожал всем телом.
— Ведьма, — прошипел Мортен. — Катись ко всем чертям!
Он резко развернулся и убежал в свою комнату. Дверь с грохотом захлопнулась. После этого из комнаты доносился только очень громкий и очень злобный тяжелый рок.
Соня Гонсалес снова опустилась на диван. Она сидела, вся сжавшись, и плакала. Плакала так, что ее розовые плечи вздрагивали.
— А я-то думал, Мортен обрадуется, — сказал Цацики и неуклюже погладил ее по кудрявым волосам.
Цацики не знал, что делать. Мортен заперся в комнате и наотрез отказывался выходить, а на диване в гостиной безутешно рыдала Соня Гонсалес. Он вышел в коридор и стал ждать Йорана.
Как-никак Йоран был в прошлом военный. Он знает, что делать в кризисных ситуациях и в случае войны.
Аттестация
Мамаша и Рецина сидели на банкетках вместе с родителями других детей, пришедших на аттестацию. Мамаша помахала ему. Цацики ей не ответил, ему надо было сосредоточиться.
Мортен не пришел, хотя обещал. Но Цацики не обижался. Он понимал, что ему больше хочется побыть со своей мамой, которая уже завтра уезжала в Испанию. Они в конце концов помирились.
— Прикинь, она писала мне каждый месяц! — сказал тогда Мортен и треснул Цацики по плечу. — А папаша-то уверял, что она свалила с концами.
Теперь Мортен возненавидел своего покойного папу.
На пасхальные каникулы он собирался поехать в гости к Соне Гонсалес — посмотреть, понравится ли ему у них. Если понравится, он переедет к ней и будет поступать в гимназию в Испании, а не в Стокгольме.
Бедные, бедные сестры Мортена, они еще не подозревают, что их ждет!
— Но ты же не говоришь по-испански, — вдруг осенило Цацики.
— Там есть шведские школы, дубина, — сказал Мортен и снова саданул его по плечу.