Цап-царап, моя радость

Рахманова Елена

– Эй, о чем задумалась, дивчина? – спросил ее Иван.

– А? – откликнулась Лина, делая удивленные глаза, и вмиг придумала зачин диалога, уводящего в сторону от ее размышлений. – Да вот подумала, с чего это вдруг на вашем телевидении…

– На нашем телевидении, – поправил ее Иван.

– С чего это вдруг на нашем телевидении повадились говорить неправильно?

– То есть?

– Ну, например, все чаще и чаще произносят с экрана «ихие» или «ихние» вместо «их», – объяснила Лина.

– Чтобы быть ближе к народу, – отшутился Иван, занятый сейчас совсем другой проблемой: как сделать

так, чтобы оказаться у Лины в квартире. Ну сколько можно его динамить?

Все намеки на то, что за годы жизни в столице он успел обзавестись собственной жилплощадью, Лина пропускала мимо ушей. Дурой она не была, значит, преследовала какой-то свой интерес. Вот только какой? Он ей симпатичен, это видели все из их окружения, так чего кочевряжится? А может, ей просто нравился период ухаживания? Все, конечно, могло быть, и Иван готов был подождать еще месяц-другой. Но ему хотелось определенности в «ихих» отношениях…

– Ну и когда ты пригласишь меня на чашку кофе? – спросил он, останавливая машину у знакомого подъезда и в упор глядя на Лину.

– Прямо сейчас, – ответила она, не задумываясь и не отводя взгляда, и поняла, что чувство неловкости, которое испытывала, когда оставалась с Иваном наедине, исчезло.

– Ну наконец-то! – обрадовался он так, словно никак не ожидал такого поворота событий.

* * *

Естественно, кофе было только предлогом. Но и без него обойтись было никак нельзя. Всюду есть свои традиции, неписаные правила, которые руководят человеком, подсказывают, как себя вести в той или иной ситуации. А заодно как бы снимают с него часть ответственности за содеянное. Разве ж его вина, если так положено, если так принято? Если все так поступают…

Так-то оно, конечно, так, но окружающие тебя люди тоже могут придерживаться определенных традиций или норм поведения. К примеру, Марианне ничего не стоило позвонить глубокой ночью, если того требовал производственный процесс выдачи на-гора очередной серии. Что она и сделала, едва Лина с Иваном расположились за кухонным столом.

Антонина Захаровна также не могла дождаться утра, чтобы сообщить своей подопечной радостную весть, к которой она – неизвестно, правда, каким боком – имела касательство.

– Эвочка, я тут решила на весенней книжной выставке устроить презентацию твоей новой книги! Ты рада?

– Ой, да не может быть! – воскликнула Лина и состроила невидимой собеседнице козью морду.

Прошло уже то время, когда она ловила на лету каждое слово Антонины Захаровны, пятилась задом и подобострастно улыбалась, лавируя к двери редакции. Теперь не она была при редакторе, а редактор при ней. И игры в мэтра-наставника начинали Лине уже порядком надоедать.

А тут еще Ванечка вылез из-за стола, подошел к Лине сзади и, обняв за талию, положил подбородок ей на плечо, приник к трубке ухом.

– Ты уж постарайся, Эвочка, выглядеть достойно. Не подведи меня. Я за тебя поручилась…

«Как же – поручилась! Небось начальство в меня пальцем ткнуло, а ты и вызвалась меня обхаживать. И ночью звонишь только потому, чтобы тебя никто не опередил, твои лавры благодетельницы не увел и на себя не нацепил. Господи, сколько же ты моей кровушки попила со своим „одеть-надеть“, а ведь

ничего более толкового я от тебя ни разу не услышала. Но рукопись ты могла запросто завернуть!..»

Она прекрасно понимала, что мысленно хамит Антонине Захаровне. Но собственные несомненные успехи на телевизионно-писательском поприще и явная неудача в личной жизни изменили Лину. Она осталась по-прежнему доброжелательной, обязательной, ничуть не возгордилась, не задрала нос, но теперь словно взирала на все происходящее вокруг нее со стороны. Так, где раньше всем руководило сердце, теперь главенствовал разум. И жизнь от этого не утратила для Лины своей привлекательности, просто в ней сместились акценты. А в памяти и в душе появились островки, словно обнесенные колючей проволокой с табличками «Стой! Запретная зона! Вход воспрещен!».

Продолжать дальше внутренний монолог было невозможно, подошло время вставить фразу в диалог:

– А как же, Антонина Захаровна! Буду стараться! Всеми силами и всеми фибрами…

Лина начала заводиться – уж больно не к месту был этот звонок – и обрадовалась, когда услышала:

– Ну, спокойной ночи, Эвочка. Я тебя предупредила.

– Спокойной ночи, Антонина Захаровна. Спасибо вам огромное.

– Кто это? – спросил Иван, забирая у нее трубку.

– Антонина Захаровна Чудова – мой редактор в «Аркадиа-пресс». Чудо-юдо болотное, подколодное, но я только сейчас это поняла. Да и то, не засветись я на вашем… нашем телевидении, так бы и продолжала заглядывать ей в рот…

– А что, все редакторы в издательствах такие? – спросил Иван и слегка куснул ее за ушко, поддавшись искушению.

И так его подернутый поволокой предвкушения взгляд не вязался с заданным вопросом, что Лина задумалась: стоит ли отвечать? Услышит ли он ее? Да и ей, по правде говоря, не хотелось думать ни о чем-либо, кроме того, что они остались наедине и вот сейчас, сейчас наступит новый период в ее жизни, который перечеркнет, оставит далеко позади прошлое…

– Нет, мне просто с ней не повезло, – прошептала Лина и закрыла глаза.

– Зато повезло со мной, – услышала она в ответ, тоже сказанное еле слышным шепотом.

И тут грянул оглушительный гром. Стены завибрировали, мебель заходила ходуном, потолок сотрясся от тяжелых раскатов, в которых потонул треск распахнувшейся настежь двери.

– Привет! – прогудело изящное существо с огромной черной блестящей головой без глаз и затормозило в шаге от обнявшейся парочки. – Не помешала?

Привычная Лина довольно быстро пришла в себя. А вот остолбеневшего Ваню пришлось встряхнуть за плечи, чтобы он подобрал отвисшую челюсть.

– Кто это? – обалдело спросил он, косясь на инопланетянина.

– Я Акси! Линина подруга! Мы тут вместе живем! – Ксюша приподняла забрало на шлеме и предельно сжато и очень громко выложила необходимую информацию. – А там мой Сявочка! – И она махнула рукой в сторону лестничной площадки. – Эй, заходи, чего стоишь! – крикнула она в дверной проем. – А то соседи опять скажут, что мы музыку громко включаем!

Сява появился с орущим проигрывателем в руке и с гитарой на плече. Точнее, сделал шаг и переместился из места общего пользования жильцов дома в центр чьей-то личной жилой площади.