Царь Алексей Михайлович
Шрифт:
В «Европе» же XVII века, при самых известных дворах и правителях, ничего подобного узреть было невозможно, но не потому, что там не было бедных и нищих, а потому, что носитель верховной власти социальными и церемониальными препонами был слишком удален и отгорожен от простых смертных.
Западно-европейцам было совершенно непонятно, почему Русский Царь прощал должникам долги, составлявшие несколько «бочонков с золотом» [528] . Западноевропейскому уму было непостижимо, как можно было так нерачительно «растрачивать» такое богатство! Действительно, подобное поведение не имело ничего общего ни с расчетом, ни с выгодой — принципах, на которых строилась европейская (сиречь — буржуазная) цивилизация.
528
Там же. С. 4.
В
529
Митрополит Иоанн. Русская Симфония. Очерки русской историософии. СПб., 2009. С. 228.
Это, воистину, была «русская православная симфония», когда и «высшие» слои общества, и «низшие» пребывали в едином духовно-смысловом пространстве. Упования, чаяния и ценности всего народа, вне зависимости от сословной и имущественной иерархичности, были идентичны, неразрывны и монолитны.
Потом наступило время «петровской модернизации», так восторженно всегда возносимое представителями западнической историософии и историографии всех мастей. Начало складываться то самое имперское чиновно-аристократическое «средостение» (преграда, нарост), так нелюбимое славянофилами, да и всеми прочими сегментами общественной среды. Высшая власть начала существовать теперь в непроглядной от социума дали. Самодержцы не стояли больше в гуще богомольцев, не раздавали милостыню и не шли вместе с толпой на крестных ходах.
Теперь Монарх-Император лишь являлся подданным, как бы снисходил к ним с заоблачных высот. Классический пример — великая актриса Императрица Екатерина II (1729–1796, Императрица с 1762 года). Она появлялась перед народом («публикой») во всем блеске имперского антуража, в окружении многочисленной разодетой свиты, в переливах золотых одежд и кортежей, в мерцании драгоценных камней. В этом, «креативном» отношении в России в XVIII веке, действительно, стало «как в Европе».
Потом наступил век XIX; воздействие «Европы» на русские вкусы, нравы, привычки и миропредставления становилось все более сильным, все более ощутимым. Русская элита — родовая, чиновная, интеллектуальная — заметно теряла признаки исторического архетипа, забывала свое вековое родословие; они и допетровскую русскую историю, не помнили, не знали и не ценили. Ведь, по расхожим представлениям «русских европейцев», то время — совершенно неинтересный, исключительно «темный», «средневековый мрак».
Пресловутая «европеизация», к которой стремились многие представители элитарных слоев, на практике означала дехристианизацию и расцерковление. Русский провидец святитель Феофан Затворник (Говоров, 1815–1894) с болью душевной восклицал: «Западом и наказывал и накажет нас Господь, а нам в толк не берется» [530] . Святитель Феофан оказался одним из многих православных мыслителей, кто видел губительный для России ход времен, кто предугадывал, что надежды на будущее нет, пока между социальными «верхами» и «низами» зияет духовная пропасть, как казалось, непреодолимая. Русское Православное Царство приговорено было суетой людской к забвению и погибели.
530
Россия перед Вторым Пришествием. Материалы к очерку Русской эсхатологии. Составители С. и Т. Фомины. Т. 1–2. М., 1998, 2002. Т. 2. С. 90.
Совершенно неожиданно, что абсолютно противоречило всем теориям «о поступательном прогрессе истории», отблеск Московского Царства явился миру в век железных дорог, телефона и телеграфа. Олицетворением этого мироявления стал Последний Царь Николай II (1868–1918) и Его Семья. Эти люди Своей жизнью и смертью выразили такую полноту религиозного чувства, которое не только было давно неведомо людям из «прогрессивной» Европы, но и позабыто многими в России.
И совсем не случайно, что Николай II, чтивший всех своих предков, отдавал особое предпочтение именно Царю Алексею Михайловичу [531] . Он никогда никому не объяснил причину симпатии, но нетрудно предположить, почему она возникла. Дух Православного Царства, его полнота и сокровенный смысл — ярче и глубже всего раскрывались как раз в той
531
Когда у Самодержца в 1904 году родился сын — цесаревич, то Он обрел имя Алексей. Существует предположение, что это имя Наследник Престола получил в силу того, что Царице Александре Федоровне явился во сне «Алексей, человек Божий» — Преподобный Алексей, живший в конце IV — начале V века. Примечательно, что Преподобный Алексей считался небесным покровителем и Царя Алексея Михайловича.
Конечно, Последний Царь не мог изменить весь имперский миропорядок, установленный его предками. Государственный чин, придворный протокол и имперские традиции должны были соблюдаться и соблюдались безукоризненно. Однако по складу своей натуры, по строю мыслей, представлений и чувств Николай II являлся традиционным русским человеком, верным историческим заветам и преданиям. Блестяще, по-европейски образованный, в совершенстве владея мастерском светского политеса, Он в первую очередь являлся православным человеком, столь же искренне преданным Вере, как и его далекий коронованный предок Алексей Михайлович.
Потому Он и Его Супруга Александра Федоровна так хорошо, легко и надежно чувствовали себя в храме, среди «народа православного». Это был их мир, их среда. И когда Последний Царь легко и непринужденно общался с простыми монахами, крестьянами, солдатами или матросами, шел с ними в многокилометровом паломническом ходе, как то, например, случилось в 1903 году, во время прославления Серафима Саровского [532] , христосовался с сотнями караульных в дни пасхальные [533] , то это являлось выражением непоказного, внутреннего душевно-духовного единения Царя и народа.
532
Подробнее см.: Подурец А.М. Саров: памятник истории, культуры, Православия. Саров, 1998; Боханов А.Н. Николай II. М., 2008.
533
Много лет тому назад автору этой книги довелось участвовать в качестве консультанта в подготовке документального двухсерийного фильма «Дом Романовых» (фильм был окончен в 1991 году). В процессе этой работы удалось просмотреть всю сохранившуюся «царскую хронику» (более двадцати часов). Среди множества визуальных открытий неизгладимое впечатление производили кадры кинохроники, зафиксировавшие военные шеренги, сотни и сотни солдат, ждущих момента христосования с Самодержцем всея Руси.
Когда Царица Александра Федоровна (1872–1918) с началом Первой мировой войны в 1914 году вместе со старшими Дочерьми — Великими княжнами Ольгой и Татьяной — пошла служить операционной медсестрой в госпиталь, ассистировала при операциях, промывала и бинтовала страшные раны солдат и низших офицеров, служила потом при них сиделкой, то она и не думала ни о какой «рекламе», ни о каком «величии сана». Туда рвалась Ее душа — помогать бедным и страждущим. Когда-то, на заре христианской истории, один из первых апологетов новой веры Тертуллиан (ок. 150 — ок. 220) заключил: душа человеческая по природе своей христианка [534] . Эта вневременная формула так замечательно ярко проявилась и раскрылась в России в образах Николая II и Александры Федоровны [535] .
534
Тертуллиан. Апологетик// Апологеты — защитники Христианства. СПб., 2007. С. 156.
535
Подробнее см.: Боханов А.Н. Александра Федоровна. М., 2008.
Конечно, во времена Московского Царства, не говоря уже о почти двух веках имперской истории, царицы ничего подобного не являли. Ни первая супруга Алексея Михайловича Мария, ни вторая — Наталья, солдатские раны не обмывали и сиделками не служили. При господствующем патриархальном укладе не было того заведено; женщина вообще не имела права прикасаться к посторонним мужчинам. Но они делали то, что и должны были делать в годины военных ненастий: каждодневно молились за супруга, за Русь и за воинство, прося Всевышнего милости и победы Земле Русской.