Царь Амореев

Фин-Рысаева

Золла слыла самой великой трагедией мужчин того времени, самая красивая женщина на свете принадлежит богиням и не доступна для мирских грез. «Великий дар семерым и большая утрата для человечества, как женщина, которая могла родить множество дочерей, похожих на себя». Большие синие глаза, почти темного цвета, обрамленные черными густыми ресницами. Брови, как две ласточки, повисли над синей бездной. И большие, но не пухлые губы, создавали образ агрессивной красоты, которая издалека бросалась в глаза, привлекая к себе всеобщее внимание. Ее обворожительная улыбка, с белоснежными зубами, делала

ее образ еще более неземным и возвышенным. Ее круглое лицо, блистающее белизной полной луны, на фоне черных длинных волос, стало эталоном для художников, росписчиков посуды и модниц светского толка. Ее рост пошел в отца – очень высокая, но вот сложением тела была полноватая в мать. Из-за такого сочетания, ее полнота пряталась в росте и создавалось впечатление, что она просто очень высокая женщина, подобно женщинам викингов, о которых рассказывали морские амореи. Большинство мужчин было ниже ее ростом, даже многие лугали и тархи, к чему она в принципе привыкла, но что совершенно не отпугивало от нее сыновей Энлиля, и они бессовестно мечтали о ней.

«Ты красива, как сама Золла» – эта фраза была наивысшим комплементом для девушек всего Средиземья, Двуречья и даже Вавилона. Целое поколение девочек-подростков выросло под песнопения и молитвенные церемонии Золлы, которые она устраивала в каждом городе Амореев. Девочки, из обедневших семей тархов и бедного населения, могли получить образование и благородные манеры в храмах богини Нинель абсолютно бесплатно, но взамен несли службу и помогали жрицам. Золла всегда повторяла слова: «Девочка – это будущая мать. Мать девочки, которая станет матерью. И мать сына, который станет мужем чьей-то матери» И считала очень важным воспитание девочек, как оплот морального здоровья общества. И только единицы попадали вместе с ней в Белый Аморей, принимая обет безбрачия и выбирая путь служения богам.

Жрица Золла доготовила напиток, налила его в золотую металлическую чашу и подала Милат:

– Дочь Милат, ты сегодня соединилась со своим мужем?

– Да, Верховная Жрица, – Милат приняла касу из рук Золлы и села на ступеньки храма у ног богини Нинель.

Следующие семь касушек разобрали по очереди лугальни* (жена лугаля, царица государства) Фатит-Ин, мать государства Гала, старшая жрица Мола и вслед за ними по старшинству жены и дочери братьев Милат и Золлы, рассаживаясь на ступеньках в порядке иерархии.

Остальные касушки с напитками разносили жрицы и послушницы храма богини Нинель гостям Первого Аморея – матери и сестрам Азада, женам и дочерям знати – тархини* (Тарх – означающее дворянское происхождение, родство с царской семьей и высокое положение в обществе; тархни – это женщины, жены, сестры и дочери тархов)

После того как Золла увидела, что у каждой женщины в этом зале в руках есть каса с напитком, она поднялась со своего места и произнесла тост:

– Сегодня богиня Нинель, если будет благоволить Милат, то войдет в нее на 9 полных лун, чтобы дать новую жизнь.

– Нинель! – громко произнесли все женщины и сделали первый глоток.

– Во времена моей молодости старушки вроде меня, после такого напитка, с утра просыпались беременными, – произнесла Гала, мать царицы Фатит, вызывая очередной

взрыв смеха. На праздниках в принципе было принято много смеяться и веселиться даже во время песнопений жриц. Ибо искренний смех собирал и заряжал праздник добрыми духами природы.

– А давай мы и тебя выдадим замуж, мам! – произнесла лугальни Фатит, вызывая новую волну смеха.

– С удовольствием! Я тут на Летнем Собрании присмотрела черноголового аморея. Ууух я бы с ним… – женщины в зале громко и ненатурально резко заговорили друг с другом, маскируя неприличный «ржачь» захмелевших женщин с задних рядов.

Милат в недоумении посмотрела на Золлу, та отрицательно покачала головой, но искорки смеха в глазах старшей сестры, говорили о том, что она с трудом сдерживает смех.

Медленно наклонившись к уху матери и, прикусив нижнюю губу, она спросила царицу:

– Может это вы подлили алкоголь бабушке?

Плечи Фатит предательски тряслись от беззвучного смеха, но она отрицательно покачала головой.

Золла уже изо всех глубоко вдыхала и выдыхала, чтобы не рассмеяться. Не хватало еще перед всем честным народом так опозориться и расхохотаться – думала Золла.

И тут Милат увидела боковым зрением, как тетя Мола легонько подлила, сперва своей сестре Гале, а потом и себе в касу желтого напитка. Невеста посмотрела на Золлу, которая изо всех сил махала себе на лицо ладонями, чтобы не расхохотаться. Но расхохоталась сама Милат. Золла, даже не открывая глаз, залилась звонким смехом, царица и весь зал прыснули хохотом.

Гала и Мола отвлеклись от кувшина с желтым напитком и с недоумением обернулись ко всем.

– О, Нинель, видимо не мы одни грешим в храме, – произнесла громким шепотом Мола на ухо Гале.

– Вот бесстыжие, – поругалась Гала.

– Бабуль, ой простите, Родина-мать, а кто из Восточного Аморея вам приглянулся? – Милат была намерена сегодня повеселиться.

– Я слышала, что их лугаль Паб-Син, больше не женился, как овдовел 2 зимы назад, – произнесла с воодушевлением гречанка-торговка.

– Нееет, – протяжно ответила Гала. – Он же уже старый. Мне больше нравится его сын Таб, вот чьи кудряшки на груди мерещатся мне…

Золла прыснула напитком, который успела вобрать в рот, прямо на бабушку и тетушку.

– Просите меня, Родина-мать и Старшая Жрица, – извинилась перед ними Золла, которые, сузив глаза, вытирали лицо зеленой вуалью.

– Но ему вроде 17 или 20, не больше, – глаза Милат распахнулись, от надвигающегося нового приступа неприличного хохота.

– А мне тоже 18 с небольшим хвостиком! – с вызовом произнесла Гала.

По залу гуляли раскаты смеха. Все наблюдали за царской семьей, как за спектаклем. За красивым спектаклем, где посередине восходящей лестницы к богине Нинель, восседала, как красивый цветок в зеленом наряде невеста, в окружении своих близких родственниц. Она так громко и естественно хохотала, от чего становится еще краше. Жрица тоже залилась звонким смехом, от которого звенели все стены храма.

Внизу во дворце в зале приема пищи лугаль Первого Аморея Рим-Син в компании своих сыновей и знати, чествовал Азада, своего новоиспеченного зятя, и его родню – его отца и братьев.