Царь девяти драконов
Шрифт:
«Хоть свистеть перестал.Надеюсь, не распугал все зверье в округе?».
Бесшумно выдохнув, Шанкар продолжил движение. Судя по просвету, впереди джунгли немного редели. Быть может, удастся найти там подходящую добычу.
Глаза охотника сощурились. Он внимательнее стал смотреть по сторонам. Птицы продолжали щебетать где-то над головой. И это немного успокаивало. Шанкар и подумать раньше не мог, что будет придавать значение такой мелочи.
Просвет увеличился. Впереди показался небольшой «пятачок», окруженный джунглями. Земля поросла густой, но низкой травой. Солнечные лучи золотистыми пучками спускались с неба, красиво контрастируя с полумраком леса. На первый взгляд полянка была пуста. Однако опытный взгляд Шанкара сумел заметить в траве странный предмет. Подойдя ближе к опушке, он увидел, что на земле распростерлось каменное изваяние. Часть лика откололась и кусками валялась неподалеку. Основа идола поросла мхом. Однако охотнику удалось рассмотреть, что сделан он в виде змея. С холодными и пустыми глазницами. Взглянув в них, он вздрогнул. На память тут же вернулась картина, которую Шанкар наблюдал прошлой ночью. Нилам надвигается на него… а в ее пустых и темных глазах разрастается лед…
Охотник мотнул головой, приказывая отогнать глупое наваждение. Быстро окинув полянку пытливым взором и не заметив ничего подозрительного, он вплотную приблизился к поверженному истукану. Маленькая ящерка пригрелась на лбу идола, однако заметив чужака тут же юркнула в траву.
Слегка нахмурившись, Шанкар опустился на одно колено и провел рукой по изваянию, сбрасывая налипший сорняк. Да, это точно был идол загадочного змея. Холодного и беспристрастного.
На ум пришли слова Нюнг, брошенные ею на берегу.
«Быть может, это и есть тот самый Башэ? Девочка увидела идол в джунглях, а потом детское воображение довершило образ? Да и Кали прав – хобот слона легко спутать со змеей. Но что он тут делает? И кто его поставил?».
– Хм, – задумчиво хмыкнул охотник и вновь провел рукой по шершавому камню, – интересно.
Внезапно его будто льдом обожгло. В голове мелькнула вспышка. Шанкар вздрогнул.
– Что такое? – прошептал он, и вдруг его взор помутился…
Он продолжал стоять на колене перед идолом… но рядом с ним был еще кто-то… люди… Очертания оказались слишком размыты, чтобы охотник смог разглядеть их лица… но они так же преклоняли колени перед истуканом… так же, как и он. И идол не валялся в траве, поросший мхом. Он величаво возвышался над поляной, окидывая местность взором пустых глазниц…
– Э! – взвигнул за его спиной Ли, да так, что Шанкар чуть копье не выронил.
Видение мгновенно исчезло.
Он вздрогнул и резко обернулся:
– Тихо! Ты чего орешь?
– Нельзя! – не унимался тот и тыкал пухлым пальцем в идола. – Нельзя!
– Что нельзя? – непонимающе переспросил охотник.
– Языцы! Языцы!
Ли был явно взволнован и тяжело дышал. Шанкару не понравилась перемена в добродушном увальне.
Бросив еще один взгляд на поверженного истукана, он поднялся и посмотрел на спутника:
– Ты можешь объяснить, что все это значит?
Ли уже открыл было рот, как внезапно их разговор прервал оглушительный рык.
[1] Научи его, Ксу.
Глава 9
Фу гордо вышагивал по грунтовой дороге. Суровый взгляд карих глаз устремлялся вперед. Лучи солнца ярко блестели на бронзовых пластинах нагрудника. Неизменная тигриная шкура покрывала плечи. И хотя виски воина уже давно поседели, подобно снежным шапкам гор, в ногах он не чувствовал усталости. Тело было по-прежнему полно сил. И даже несколько часов ходьбы жарким днем в тяжелом доспехе не подточили их. Тем более Фу испытывал душевный подъем. Поход закончился удачно. Войско клана Шэ, этих мерзких змеев, разгромлено наголову и теперь служит пищей воронам. Он до сих пор слышит в голове крики поверженных врагов. Теперь-то никто не посмеет бросить вызов его Повелителю. А что может быть для верного воина лучше, чем наблюдать радость на лике Лаоху?
Поэтому Фу спешил, подгоняемый желанием известить вана о славной победе. Однако сдерживал себя, заставлял сохранять ровный шаг. Негоже показывать суету и торопливость перед рядовыми бойцами, марширующими позади. Военачальник должен быть примером выдержки, стойкости и силы. Не только тела, но и духа. Поэтому когда старые шрамы на щеке вновь зачесались, Фу не посмел унять зуд. Лишь пальцы, сжимавшие рукоять меча на поясе, едва заметно дрогнули. Лицо же осталось непроницаемым, как гранит. К тому же войско уже приближалось к стенам Хучена. Ждать встречи с ваном осталось недолго.
С тех самых времен укрепления сильно изменились. Теперь они достигали в высоту девяти чи[1]. Земляной вал был усилен глиняной кладкой, а с внешней стороны в почву воткнуты острые колья. Фу был уверен, что не найдется более безумца, что решит попробовать взять их штурмом. Да и не позволит никто. Последние враги вана пошли на корм червям.
Подходя к стенам столицы, воин испытывал душевный подъем и чувство гордости, хоть и не подавал вида. Он лично руководил отстройкой укреплений и по праву считал их своим детищем. Ван высоко и щедро оценил результат его труда. А для Фу не было ничего важнее, чем видеть Повелителя счастливым. Ведь тот всегда был добр и справедлив к своему старому слуге… другу. Столько лет… через многое пришлось пройти. И шрамы на щеке – лишнее тому напоминание. Фу до сих пор помнил, кто их оставил. И кто спас его от смерти…
Вот и сейчас с гордостью во взоре он окидывал взглядом знакомые стены, внутри себя радуясь, что возвращается домой… пока… не заметил человека.
Смутная и непонятная фигура виднелась над аркой ворот и наблюдала, как войско вана приближается к городу. Фу не мог разглядеть лица. Солнце светило незнакомцу в спину и слепило воину глаза. Все, что он увидел, так это слипшиеся длинные волосы и серый плащ, вяло хлопающий на ветру.
Фу нахмурился.
– Кто посмел пустить на стены оборванца? – пробормотал он.
– Да восславят в веках воинство бо гуна[2] Фу и нашего светлейшего вана Лаоху! – раздался позади торжественный крик одного из новобранцев.
Воин резко обернулся через плечо и, не сбавляя шага, испепелил зеленого юнца взглядом. Слова застряли у бедняги в горле, когда тот увидел выражение глаз своего военачальника.
– Тишина в строю! – отчеканил Фу. – Никто не смеет портить сей великий миг, когда нас встречают духи!
Боец позеленел, как чайный лист и едва не рухнул на дорогу. У него от страха подкосились ноги. И только товарищи по бокам помогли удержаться.
– Двадцать ударов ему. Чтоб впредь знал – нельзя распускать язык!
Новобранец почувствовал, как отлегло от сердца. Он еще легко отделался. Могли бы клеймо несмываемой краской по всей роже нарисовать или вовсе язык отрезать. И чего его дернуло?
«Как там моя матушка говорила… несдержанность и горячность по молодости пройдут».
Фу же вновь обернулся к крепостной стене и приложил руку ко лбу, дабы рассмотреть нарушителя.
Там никого не было.
Воин нахмурился сильнее и пробормотал: