Царь-гора
Шрифт:
Дверь открыла хозяйка. Слуги разбежались еще зимой, польстившись революционной свободой и прихватив с собой кое-что из коммерсантского имущества. Елизавета Дмитриевна после этого слышать не желала о развращенной Советами прислуге в доме и хозяйствовала сама – очень боялась быть зарезанной ночью в постели. И за больным, не встающим с постели родителем, тоже ухаживала самолично, стойко перенося старческие капризы.
– Петр! Наконец-то.
Шергина обдало волной густого цветочного аромата. Лизавета Дмитриевна
– К тебе пришли, – сказала она взволнованно. – Я бы не впустила его в дом, но этот человек назвался твоим товарищем. Тебя так долго не было, я вся изнервничалась. Такое ужасное время, я все время чего-то боюсь…
– Где он? – спросил Шергин, снимая солдатскую шинель.
– В твоей комнате. Я на всякий случай заперла его ключом, а украсть там едва ли что можно.
– Вы неподражаемы, Лизавета Дмитриевна, – усмехнулся Шергин. – А если он выпрыгнул в окно с моими вещами? К тому же там деньги.
– Господи. – Глаза Лизаветы Дмитриевны стали круглыми и перепуганными. – Об этом я не подумала.
Они поднялись по лестнице, вдова отперла дверь и заглянула в комнату.
– Слава Богу! – выдохнула она, пропуская Шергина.
На его кровати развалился штаб-ротмистр Чесноков и томно перебирал струны гитары, напевая под нос. При виде Шергина он отложил инструмент и, когда дверь закрылась, отрезав Лизавету Дмитриевну, развязно подмигнул:
– Ну и как оно? – Он изобразил непристойное движение. – Хороша вдова на вкус?
– Вы пришли говорить об этом, ротмистр? – не слишком дружелюбно осведомился Шергин.
– Не будьте столь мрачны, господин капитан, – ухмыльнулся Чесноков. – Все мы люди-человеки. Просто завидую я вам, Петр Николаич. Самому как-то не удается устраиваться с таким купеческим комфортом да под теплым женским боком. А ведь я бы не сказал, что вы принадлежите к тому типу, который нравится женщинам. Совсем не принадлежите. Вам еще никто не говорил, что с этим шрамом вы похожи на Франкенштейна?
Он вынул из кармана студенческой тужурки портсигар и закурил.
– Александр Иваныч, – сказал Шергин, садясь на стул у окна, – переходите к делу.
– Большевистские газеты сегодня подтвердили, – с удовольствием сообщил Чесноков, – что Совдепы вынуждены были драпать из Новониколаевска, Челябинска и Омска. Особенно расписывают «злодеяния» некоего атамана Анненкова с его казачьим отрядом. Вы не знаете, кто таков этот бравый Анненков?
– Что-то слышал, не то в шестнадцатом, не то в семнадцатом году. Кажется, он командовал партизанским полком в составе Сибирской казачьей дивизии. И отзывы о нем как будто были самые противоречивые. Вы чай будете?
– Всенепременно. Да и от рюмочки не откажусь в честь таких-то известий.
Шергин вышел на лестницу и кликнул Лизавету Дмитриевну. Та, догадавшись сама, уже несла поднос с чайниками, чашками и связкой кренделей.
Громко, со вкусом прихлебывая душистый, с травами чай, штаб-ротмистр продолжал:
– Но это не все. Из достоверных источников известно: Комитет Учредительного собрания в Самаре, коротко КОМУЧ, объявил о создании своего правительства и Народной повстанческой армии. В Самаре успешно произошел офицерский мятеж, и руководил им подполковник Каппель. Его отряд и несколько других составили костяк армии. Я предлагаю поднять тост за успех рожденного Белого движения.
Шергин откупорил початую бутылку вина, разлил по бокалам.
– Что ж, – чувствуя некоторое возбуждение, произнес он, – о Каппеле я наслышан как о честном и храбром человеке. Будем надеяться, что господа кадеты и эсеры из этого Комитета не обоср…ся от собственной смелости и не будут мешать честным русским людям выполнять свой долг перед отечеством. За Россию, ротмистр.
– За победу русского духа, – добавил Чесноков.
– Кстати, что это за достоверные источники? – выпив до дна, поинтересовался Шергин.
Штаб-ротмистр рассмеялся.
– Я подслушал на базаре разговор двух остолопов из советской милиции. Они так простодушно сердились на контрреволюционные мятежи, что не заслушаться их беседой было невозможно. А что у вас, Петр Николаич? Встречались с попом?
Шергин в двух словах обрисовал ситуацию.
– Необходимо как можно скорее убедить государя, – подытожил он, – что его дальнейшее пребывание в большевистском застенке угрожает ему и наследнику смертельной опасностью. Скоро вспыхнет вся Сибирь, а за ней остальная Россия. Красные изуверы в этих условиях вполне способны решиться на крайние меры.
– Это значит, что у нас мало времени, – сказал Чесноков. – Нужно искать и другие пути сообщения с пленниками.
– Я уже думал о подкупе охраны. Отец Сергий снабдил меня кое-какими сведениями. Еду арестантам приносят из комиссарской кухмистерской, ею заведует какой-то еврей. Так вот, один из помощников коменданта дома самолично наведывается туда и наблюдает за доставкой. Можно попытаться перехватить его по пути, завести разговор.
– С наскока может не получиться, – засомневался Чесноков. – А действовать нужно наверняка.
– Побольше развязности, наглости и похабных шуток – получится. На красную сволочь это действует как пароль. Вам, ротмистр, это вполне удастся, я полагаю, простите за прямоту.
– Да чего уж там, – хмыкнул Чесноков. – По молодости два раза на дуэль вызывали за эти самые шутки. Едва жив остался.
– Неужто всего два раза?
– На третий получил кулаком по физиономии, – сознался ротмистр. – На четвертый… Хотя не буду вас утомлять. Это долгий перечень.