Шрифт:
Романы
Царь горы
Глава первая
Едва Борисов свернул в арку, ведущую от универсама «Семейный» во двор его дома, как замедлил шаг – на стене чернела надпись: «Витька, я спал с твоей женой:)».
«Должно быть, местная шпана самореализуется», – он с трудом удержался, чтобы не выругаться вслух, и даже не в адрес «шпаны», а по поводу всей окружающей жизни, двадцать семь лет
«Взяли и стену испоганили! А ведь только что ремонт в арке сделали! И цвет красивый подобрали – этакий фисташковый пломбир», – Борисову вспомнилось, как его жена Инга, будучи членом совета дома, названивала в управляющую компанию, чтобы ремонт начался. Как на собрание жильцов приглашали депутата городской думы Сиропова, как просили у него поддержки. Депутат собирался помочь и не помог, тогда отправили ходоков в районную администрацию, и там обещали вопрос решить… Канитель продолжалась несколько лет, пока в арке не появились штукатуры и маляры… И вот тебе на! Месяца не прошло, как все старания насмарку!
Вообще-то день у Борисова не задался с самого утра.
Жуковский – главный редактор литературно-художественного журнала «Рассвет», где Борисов работал заведующим отделом публицистики, сообщил, что со следующего месяца прекращается их финансирование из средств областного бюджета. А это означало только одно – журнал будет закрыт, и весь штат сотрудников останется без работы.
– Вот и наступил закат «Рассвету»! – невесело скаламбурил главред. – Это ж надо, девяностые пережили, двухтысячные одолели, а в две тысячи семнадцатом… Собаку съели, да хвостом подавились!
– Ты скажи ещё, Геннадий Андреевич, что в этом году исполняется сто лет со дня Великого Октября и это – праздничный подарок к юбилею! – сообщение Жуковского Борисова обескуражило и огорчило. За годы работы в «Рассвете» он прикипел к журналу, да и оклад сотрудника редакции был совсем нелишним довеском к его офицерской пенсии.
– Насчёт праздничного подарка – не знаю, но советую загодя подумать о трудоустройстве… – не оставил повода для оптимизма главред.
В невесёлых размышлениях о том, чем займётся, если журнал закроют, Борисов провёл в редакции полдня и домой отправился в угнетённом состоянии духа. «Наскальная роспись» в арке окончательно вывела его из себя, настроив на критический лад.
Он медленно, боясь поскользнуться на хрусткой ледяной корке, покрывшей тротуар после вчерашней оттепели и утреннего морозца, побрёл к своему подъезду, мысленно продолжая сетовать и на продажную эпоху, и на бестолковую власть, закрывающую школы, библиотеки и литературные журналы, не думающую о воспитании молодёжи и не заботящуюся о стариках.
У своего подъезда Борисов остановился и окинул взглядом двор. Некогда зелёный, он, стараньями ушлого управдома, превратился в автостоянку. Нанятые управдомом таджики вырубили под окнами сирень и черёмуху, обкорнали могучие тополя, как головы призывников, и теперь они напоминают американские «Першинги» на стартовой позиции…
Чтобы переключиться с грустных мыслей на более позитивные, Борисов присел на лавочку и уставился на мальчишек, играющих на детской площадке.
Эту площадку построили прошлым летом как раз в канун избирательной кампании: Сиропову предстояло в очередной раз получать депутатский мандат, вот он и раскошелился…
«А чему я удивляюсь? Сейчас во власть только такие «сироповы» и лезут! Если и вспоминают о простых людях и их нуждах, так только перед выборами…» – Борисов готов был снова погрузиться в горькие думы о том, что происходит в стране, в его городе, превратившемся в «торговый Вавилон», в скопище мигрантов и гастарбайтеров, но вовремя остановился, вспомнив совет жены. Инга всегда, как только он начинал возмущаться «бардаком вокруг», призывала «выключить замполита»…
Не отрывая взгляда от играющих мальчишек, Борисов мысленно отрапортовал супруге: «Выключаю!»
Мальчишек на площадке было четверо. Все одного возраста: лет восьми-девяти, в разноцветных курточках. На присыпанной снежком земле – школьные ранцы.
«Гимназисты! Домой идти не торопятся… Заигрались!»
Игра действительно была в самом разгаре. Двое пацанов с хохотом пытались стащить с деревянной горки своего товарища. Он изо всех сил карабкался наверх по наклонной поверхности, вырывался из цепких рук. Наконец ему это удалось. Ещё один рывок, и он – наверху… Но в последний момент мальчик, который не участвовал в общей свалке, обежал горку, ловко взобрался по ступеням с другой стороны и встал на вершине во весь рост:
– Ура! Я победил! Я – царь горы!.. – торжествующе завопил он.
– Так нечестно! Это не по правилам! – заспорили его приятели. – Мы так не договаривались!
Но победитель стоял на своём:
– Ну и что, что не договаривались? Кто первый на горку забрался, тот и царь!
«Вот ведь проныра! – невольно улыбнулся Борисов, хотя ему и жаль было мальчишку, честно сражавшегося за победу: по совести, конечно, он должен стоять на вершине. – Впрочем, какая эпоха, такие и цари…»
Борисов не стал дожидаться, чем закончится ребячий спор, встал с лавочки и направился домой. Лифтом пользоваться не стал, поднялся на шестой этаж пешком: физическая нагрузка лучше всего мысли упорядочивает, и с ощущением, что весь нынешний негатив оставляет за порогом, коротко и энергично позвонил в дверь.
– Извини, милый, говорю с мамой по телефону… Обед на плите… – открыв дверь, протараторила Инга и упорхнула в гостиную, источая нежный запах знакомых духов.
«С мамой – это надолго», – резюмировал Борисов, стягивая с себя кожаное пальто. Он донашивал его бессчётное количество лет, несмотря на упрёки жены, что такой фасон давно не в моде, что в этом пальто он похож на Дзержинского, которого уже сняли с пьедестала…
«Кожа всегда в моде! И Феликс Эдмундович ещё когда-нибудь на свой пьедестал вернётся, чтобы с этим бардаком в стране разобраться!» – Борисов снял тяжёлые ботинки, напоминающие омоновские берцы, сунул ноги в тапки, прошёл в ванную и старательно вымыл руки, отметив про себя, что смог окончательно справиться с охватившим его раздражением.
Рассольник ещё не успел остыть.
Борисов ел медленно – с чувством, с толком, с расстановкой. Этому он научился в Афгане.
– На войне есть два святых занятия: баня и приём пищи… Война войной, а обед по распорядку, – заметив оставшуюся с курсантских лет привычку Борисова – поглощать еду быстро, почти не разжёвывая, наставлял его майор Петров. – Запомни, пока ты жуёшь, тебя никакой Аполлон, то бишь старший воинский начальник, ни к какой священной жертве не потребует и никуда не пошлёт. Медленнее ешь – целее будешь!