Царь грозной Руси
Шрифт:
Но он знал и работы античных философов, греко-римскую мифологию, ссылался на различные мифологические персонажи — и всегда к месту. Прекрасно разбирался в отечественной и зарубежной истории, в своих работах приводил примеры из истории древнего Вавилона, Персии, Греции, Рима, Византии, даже вандальских и готских королевств, о которых мы с вами имеем смутное представление. Он досконально изучил генеалогию всех европейских и ряда азиатских династий, освоил искусство риторики, поэзии, музыки, военное дело, имел неплохой багаж знаний по математике, архитектуре, некоторую подготовку по медицине.
Вот вам и ответ, чем занимался Иван Васильевич
Этот деятель сам по себе был уникальным. Ученик и последователь св. Иосифа Волоцкого, он достиг поста архиепископа Новгородского. Как уже отмечалось, прославился широкой миссионерской деятельностью, обращая в христианство северные племена, искореняя остатки язычества в Карелии. Но Макарий был и ученейшим человеком своего времени. В 1529/30 г. он начал грандиозную работу по созданию Великих Миней четий — книг, которые должны были обобщить весь круг православного чтения. Для этого собирались книги Священного Писания, жития святых, их сочинения, послания, поучения. Добавлялись некоторые переводные иностранные работы. Тексты группировались по тематике, по порядку православного календаря. Ясное дело, такой труд был не под силу одному человеку. Макарий сформировал вокруг себя целый коллектив духовных и светских ученых людей. Исследователи даже называют его «академией» средневековой Руси [53]. Работа шла 12 лет и завершилась созданием Софийского свода Великих Миней из 12 томов (28 тыс. страниц).
Когда Иван Шуйский низложил митрополита Иоасафа, он долго не мог определиться, кем заменить его. Кандидатуры, предлагавшиеся иерархами Церкви, узурпатора не устраивали — дважды обжегшись с митрополитами, он не хотел получить третьего оппозиционера. Новгород, где архиепископом был Макарий, активно поучаствовал в перевороте, но и относительно него Шуйский колебался два с половиной месяца. Отсюда видно, что Макарий не благословил мятеж. Лишь в марте 1542 г. временщик все же согласился на поставление владыки в митрополиты. Видимо, счел его менее опасным, чем другие кандидаты. Ученый книжник, мягкий по натуре, займется своими изысканиями, в политику не полезет, будет благодарным, что Шуйские предоставили новые возможности для его работы.
Действительно, на посту митрополита перед Макарием открылось поле деятельности, гораздо шире, чем в Новгороде. Он принялся собирать памятники православной литературы по разным городам, библиотекам монастырей, и за 10 лет был создан еще более полный, Успенский свод Великих Миней, настоящая энциклопедия, где были «все святые книги собраны и написаны, которые в Русской земле обретаются». И известно, что еще до завершения Успенского свода в Новгороде была заказана копия Софийского — а заказчиком был юный государь [8, 138].
Но насчет лояльности святителя Шуйский ошибся. Почитатель учения св. Иосифа Волоцкого о православной монархии и сильной великокняжеской власти не мог быть единомышленником узурпатора. Однако Макарий избрал другой путь, чем Даниил и Иоасаф. Прямой и честный идеалист, он и впрямь не участвовал в заговорах и оппозициях. Вместо этого он начал готовить православного царя. Мальчик по-прежнему находился в полном пренебрежении у властителей, рос с братом как придется. Ни одна придворная роспись не упоминает, что у них вообще были воспитатели и учителя! А митрополит имел доступ к великому князю в любое время. Возможно, его образование начал еще Иоасаф. Святитель Макарий продолжил — и сам, и с помощью специалистов своей «академии».
Вот таким занятиям Шуйские ничуть не мешали. Проводит государь все дни за «поповскими» книгами — ну и ладно. А делами будут заправлять другие. Правда, Ивану Васильевичу Шуйскому довелось наслаждаться властью недолго. Он расхворался, перестал появляться в Думе, а потом умер. На главные роли выдвинулись Андрей Михайлович, Иван Михайлович Шуйские и Федор Скопин-Шуйский. Но они стали такими же всесильными временщиками, как покойный родственник. Иностранцы почительно именовали их «принцами крови» (а это звание означало не только высокое положение, но и права на престол).
Все достижения Бельского были перечеркнуты, Шуйские вернулись к своей прежней политике — если это можно было назвать «политикой». Поход на Казань был отменен. Правители снова соглашались мириться с ней на любых условиях, и Сафа-Гирей, видя такое дело, плюнул и даже в переговоры вступать не стал. Возобновил набеги.
В России опять пошло повальное воровство и хищничество. Псковская летопись сообщает, что о послаблениях и правах самоуправления, дарованных их городу, было забыто. С этими правами больше не считались [138]. В данный период прекратилась даже выдача наместничьих грамот [36]. Раньше в них оговаривались права и обязанности, «доходные списки» наместника — на какие сборы и пошлины он имеет право. Теперь приближенные Шуйских получали «кормления» без всяких ограничений. Выжимай, сколько сможешь. Расхватывали и земли. Например, в Тверском уезде за пару лет правления Шуйских было роздано в поместья больше земли, чем за предыдущие 40 лет! [53] Временщики расплачивались с детьми боярскими, помогавшими в мятеже, формировали силы, которые были бы верны им.
Себя тоже не забывали. Вынуждали других хозяев продавать владения подешевке или просто отнимали. Насильно перегоняли в свои имения крестьян из чужих поместий. Округляли вотчины за счет казенных земель. И крестьяне «черносошных», свободных деревень оказывались вдруг во власти боярина и его присных. Выписывалось много тарханных грамот, освобождавших вотчины от налогов. Подобные беззакония вызвали волнения в народе. Крестьяне бежали, вспыхивали бунты в обираемых городах, снова росло количество «разбоев».
Подрастающего государя властители удерживали под строгим контролем. Где-то в это время рядом ним появился Алексей Адашев. Он был постарше Ивана, каким-то образом сумел завоевать его доверие и стать другом. Но, как было показано в прошлой главе, отец Алексея являлся приближенным Шуйских. И можно смело предположить, что Адашев стал их «глазами и ушами» при великом князе. Доказательства? Они очевидны. Любые попытки посторонних оказать влияние на государя Шуйские решительно пресекали, и Адашева, если бы он не был «их человеком», немедленно удалили бы. Так обошлись, например, с Федором Воронцовым. Он постарался войти в окружение мальчика, понравился ему. Временщики сразу насторожились, хотели прервать их контакты. Но Воронцов не внял предупреждениям, а Иван Васильевич его «любил и жаловал», приказал свободно допускать к себе.