Царь Грозный
Шрифт:
Когда гонец, так и не успевший ни поспать, ни даже толком поесть, спешно ускакал из Юрьева, Курбский принялся укладывать нужные вещи. Прежде всего охранные грамоты короля Сигизмунда и Радзивилла. В большой мешок сложены монеты, князь с удовольствием хмыкнул: набралось немало! 500 немецких серебряных талеров, 300 злотых, 30 дукатов и 44 московских рубля дадут ему возможность неплохо провести время в Литве до тех пор, пока Сигизмунд не выполнит своего обещания наделить его новыми владениями взамен московских. В отдельные мешки были сложены особо дорогие ему книги.
За сборами его застала некстати подошедшая жена.
– Князь Андрей, ты никак в Москву собираешься? А мы?
Курбский поморщился, только ее не хватало! Небрежно бросил то, что держал, в угол:
– В любой час государь может в Москву позвать, хочу быть готовым.
– Так и нам собираться надобно? – заблестела глазами жена. Она очень тосковала в далеком Юрьеве, душой тянулась в родную Москву и была бы рада возвращению. Как сказать, что не туда едет, да и говорить ли вообще?.. Почему-то помотал головой:
– Вы пока здесь подождете. Мало ли куда еще государь направит, туда и поедете…
На глазах княгини выступили слезы, ей очень хотелось повидать родных. Курбский почти бегом бросился вон. Жена снова тяжела, да и девятилетний сын хворает. Что с ними-то делать? О своей матери князь почему-то даже не вспомнил.
Но долго думать не пришлось. В тот же вечер прибыл еще один гонец. На сей раз с очень плохими вестями. Московские друзья прислали сказать, что государь готовит на него опалу! Мол, из Москвы отправлен гонец с повелением ехать под государевы очи.
– Где ж тот гонец? – Голос Курбского дрогнул.
– Перехватили, князь, на первом постоялом дворе, напоили так, что день проспит с устатку. А я вперед него поторопился.
Вот теперь у князя выбора не было: бежать, только бежать! Вовремя пришли грамоты от Сигизмунда и Радзивилла! Значит, завтра же и нужно ехать, не дожидаясь, пока прибудет этот самый гонец с царским повелением. У князя все готово, даже верные люди с лошадьми ждут в условленном месте.
Юрьев накрыла ночная тьма. После нескольких недель бесконечных облаков небо наконец стало ясным. Крупные звезды словно вымыты надоевшими уже дождями, потому светили ярко, чуть подмигивая…
И снова Курбскому не спалось, даже платья не снимал, так и стоял в кафтане у окна, точно ждал этого проклятого гонца. Чего бы ему не сгинуть по дороге? Напоили… надо было совсем упоить до смерти! И вся вина с князя снята была бы. Сам себя одернул: нет, гонца нового пришлют, а за проволочку царь взъярится.
И вдруг Курбский вспомнил князя Курлятева. Тот тоже бежать хотел, да прознали свои же бояре и, догнав, отправили к царю. А ну как и его также?! До литовского Вольмара далеко, уехав у всех на виду, быстро получит погоню вслед!
Князь Андрей заметался по горнице. В дверь с опаской заглянул все тот же Васька Шибанов. Вот слуга, верней не сыскать!
– Княже, дозволь слово молвить…
– Говори, – вздохнул Курбский.
– Спешно
Шибанов говорил то, что думал сам Курбский. Если и впрямь завтра гонец привезет ему грамоту с царским повелением, то отступать будет некуда. Только надо решить, куда ехать, потому как самим до Вольмара ночью им не добраться, нужен проводник. Придется сначала направиться в замок, что поближе, – в Гельмет. Там нет своих, но помогут охранные грамоты от короля. Князь долго смотрел в лицо холопу и вдруг размашисто перекрестился:
– С Богом!
Васька коротко кивнул и, повернувшись, вышел вон. Курбский, удостоверившись, что его никто не видит, вдруг полез в подпечь, вытащил оттуда два свитка, развернул, пробежал глазами, хотел, видно, что-то еще дописать, но вдруг заторопился и, старательно скрутив манускрипты, замотал в кусок полотна и спрятал их обратно. Потом еще раз перекрестился, глубоко вздохнул и направился к выходу из горницы. Навстречу ему уже шел Васька.
– Княже, все готово. Выносить? – кивнув на сложенные вещи, поинтересовался он.
Тут Курбский засомневался:
– А как?..
Холоп доказал, что он умен и продумал все:
– Спустимся со стены тайно, а там уже ждут в условленном месте.
– Добро, жди меня.
Глядя вслед направлявшемуся в покои княгини Курбскому, холоп качал головой. И было непонятно, за что осуждает он хозяина: то ли за то, что тот оставляет семью на верную гибель, то ли за то, что вообще отправился прощаться…
Княгиня страшно испугалась неурочному появлению перед ее постелью мужа. Князь был взволнован и явно пришел не для того, чтобы лечь спать рядом, давно уж не ходил, все ему не до того. Пожалуй, после последнего раза и затяжелела, вздохнула жена. И вдруг услышала то, от чего потеряла дар речи.
– Любишь ли ты меня? – Дожидаться ответа князь не стал, не для того спрашивал. – Чего же больше желаешь: видеть меня мертвого перед собой или, зная, что я жив, расстаться навеки?
Голос Курбского был не просто суров, его глаза просто впились в лицо ошарашенной вопросами княгини. Та растерянно молчала, прижав руки к груди.
– Ответствуй! Воли и жизни мне желаешь или смерти лютой?!
Жена замахала руками:
– Воли! Господь с тобой, Андрей! Жизни!
– Тогда никому не говори, что бежал я, пока ответствуй, что недужен…
Сын, проснувшись, сидел, хлопая глазами. Князь подхватил его на руки, на миг прижал к себе и тут же отстранил. Так же быстро попрощался с женой, стараясь не глядеть в ее блестевшие слезами глаза.
Княгиня еще долго смотрела на закрывшуюся за мужем дверь. Медленно сознавая, что князь попросту бросил их с сыном, женщина тихонько гладила волосы ребенка, уговаривая не плакать и поскорее заснуть. Она уже поняла, что в семью пришла большая беда. Даже если князь Андрей сумеет бежать, то семью государь не пощадит. Мелькнула мысль, что мог бы и с собой забрать родных людей, но княгиня ее тут же прогнала. Пусть уж хотя бы он выберется…