Царь Итаки
Шрифт:
— Господин Одиссей? Тиндарей и Икарий, цари Спарты, приглашают вас к ним присоединиться. — Он показал на другую сторону очага, где плясали низкие языки пламени. В дальнем конце зала находилась группа людей, которые сидели вместе. Они были увлечены разговором и не обратили внимания на вновь прибывших.
— Для вашей свиты готовят еду и вино. Пожалуйста, следуйте за мной.
Пока остальных воинов отряда рассаживали на пустые скамьи, обслуживаемые тремя рабами, Одиссей обогнул очаг и подошел к группе царей и царевичей, на которых показал старший распорядитель. Итакийцы расселись по указанным местам, им подали кубки, полные вина. Но Эперит не мог не смотреть на своего командира,
* * *
— Меня зовут Одиссей, — заговорил он. Голос его звучал ровно, но был слышен, несмотря на шум. — Моего отца зовут Лаэрт, он — царь Итаки. Я слышал, что царь Тиндарей приглашает женихов для своей дочери Елены. Я столкнулся со многими трудностями на пути сюда, и объявляю себя одним из претендентов на руку Елены.
Какое-то время они все рассматривали его, молча оценивая нескладную фигуру, огромный торс, неуклюже сидящий на коротких ногах. Знать явно отметила простую, ничем не выделяющуюся одежду, самую обычную внешность. Но, несмотря на внешний вид, они в большей мере, чем кто-либо другой в огромном зале, смогли заметить благородство в его глазах и почувствовать царскую кровь, текущую в венах соискателя. Владыки словно бы уловили ее запах. Самый старший и самый крупный человек в группе встал. На него нельзя было не обратить внимания не только из-за мощного телосложения, но и из-за огромной, несколько растрепанной черной бороды.
— Я — царь Тиндарей, — проговорил он. Несмотря на шум, ему не требовалось поднимать голос, чтобы его услышали. — По тебе видно, что ты проделал долгий путь. Но любой человек видит, что ты не простолюдин. Только дурак станет судить о человеке по качеству его одежд. Добро пожаловать, Одиссей, сын Лаэрта. Мне не нужно напоминать, что ты находишься в обществе высокопоставленных лиц.
Царь быстро представил примерно дюжину людей, которые сидели по обеим сторонам от него. Их репутация и родословная были по большей части известны всем грекам.
— А теперь садись между мною и Агамемноном и расскажи нам о своем путешествии. Будет интересно сравнить твой рассказ с нашими собственными приключениями сегодня в горах.
Раб принес сиденье с высокой спинкой и поставил между Тиндареем и Агамемноном, который с неохотой подвинул собственную скамейку в сторону. Одиссей занял место под холодными оценивающими взглядами дюжины представителей высшей знати из определенно более могущественных государств, чем его собственное. Это были люди, способные помочь ему спасти Итаку от захватчика Эвпейта — если это вообще кто-то сможет сделать. Он преодолел большой путь по Пелопоннесу не ради красоты девушки, а ради их силы. Теперь нужно было оказаться очень убедительным, иначе он потеряет свой дом, семью, положение и славу. Поэтому царевич сжал подлокотники и секунду глядел в каменный пол перед тем, как поднять глаза и смотреть на лица тех, в чью компанию его пригласили.
Тиндарей смотрел на него достаточно дружелюбно, но Агамемнон, сидевший рядом с Одиссеем, вел себя сдержанно и нейтрально. В его глазах ничего не отражалось. Судя по внешнему виду, создавалось впечатление, что он придает очень большое значение деталям. Белая туника была безупречной, немногочисленные украшения богатыми, но не излишними. Длинные рыжеватые волосы и борода оказались очень аккуратно подстриженными. От него исходили власть и величие, однако умелая сдержанность преднамеренно и хорошо маскировала страсти, которые бушевали внутри. Сын Лаэрта подумал, что Агамемнон явно никому не показывает свою силу, слабость, мысли и амбиции, если в том нет необходимости. Но если он снимет такую защиту, то окажется одержимым человеком с быстрыми реакциями, не идущим на компромиссы.
Агамемнон не стал самым могущественным человеком в Греции только по праву рождения.
Несмотря на все это, Одиссей инстинктивно увидел в царе Микен что-то от себя самого — естественную неуверенность лидера и желание держать все под контролем. Итакиец не был уверен, нравится ему Агамемнон или нет, но почувствовал взаимное восхищение, которое, как он надеялся, перерастет в дружбу.
Справа от Тиндарея сидел Икарий, который легко улыбнулся вновь прибывшему. В этой улыбке не оказалось тепла.
Рядом с ним расположился Диомед, царь Аргоса, который недавно уничтожил город Фивы. У него были длинные рыжевато-каштановые волосы, как у Агамемнона, но в отличие от царя Микен, этот человек не скрывал свою красоту под бородой. Его мощная челюсть оказалась гладко выбритой. Одевался он дорого, но не кричаще, в отличие от большинства других в этой группе. Невзирая на внешнюю красоту, выглядел этот человек агрессивным, стойким, упрямым и жестким. Одиссей такое одобрял. На загорелой щеке выделялся длинный розовый шрам, который шел от верха уха вниз к челюсти.
Диомед кивнул Одиссею, потом поманил раба, чтобы ему долили вина.
— Острова, которые ты назвал, находятся в Ионическом море? — спросил невысокий черноволосый человек с курносым носом и маленькими черными глазками. — Как мне говорили, там много скал и овец — и ничего больше.
Паламед рассмеялся над собственными словами и обвел взглядом остальных, ухмыляясь каждому по очереди. Однако их молчание заставило его замолчать.
— Да, у нас есть скалы и овцы, — ответил Одиссей. — Скалы и овцы, морс и рыба, цветы и женщины, дома и семьи. Мы покинули все это много дней назад, чтобы посмотреть на славную Спарту и самое благословенное ее дитя. Но наше путешествие не было легким…
И Одиссей рассказал царям и царевичам о трудностях, с которыми столкнулись он сам и воины его отряда на пути в Спарту. Сын Лаэрта говорил спокойно и ровно. Его голос словно омывал их, а их сознание немело. Те, кто разговаривал, замолчали и повернули к нему головы, быстро забыв о собственных приключениях во время охоты на кабана. Другие звуки в большом зале тоже стихли, и люди слышали только слова Одиссея. Он очень эмоционально рассказал о реке, о Менторе и новостях с Итаки, о горящих деревьях, сражении с тафианами, убийстве змеи, смерти Полиба и встрече с Ифитом. Царевич не упомянул только одну вещь, но Одиссей был достаточно умен, чтобы ссылаться на свою богиню-покровительницу или на то, что она раскрыла ему. Достаточно, что эти люди узнали о положении его страны, а ему не пришлось их просить, словно нищему.
Его слова словно сами требовали тишины, хотя время от времени слышались одобрительные возгласы, или кто-то выражал отвращение по мере того, как каждое событие представлялось в деталях. При рассказе о силовом захвате трона Лаэрта послышался злобный рокот. Но после того, как Одиссей закончил повествование сообщением о том, как отряд добрался до горной цепи Тайгет и посмотрел вниз на долину Эврота, тема больше не упоминалась. Однако итакиец не испытывал разочарования. Он понимал, что знать Греции — это непростая аудитория. Если они говорят, меняется жизнь. Посему такие люди знали, когда не выступать с комментариями и сдерживаться, а когда нужно высказываться.