Царь Итаки
Шрифт:
Юноша держал меч в руке, а Одиссей приготовил стрелу и огромный лук из рога, подаренный ему Ифитом в Мессении.
Рядом с ними Антифий тоже достал стрелу из колчана, висевшего у него на боку, лучник приготовился к стрельбе. Казалось, он перестал дышать, ожидая появления в поле зрения первого воина.
Как только Антифий натянул тетиву из бычьих кишок, из-за поворота дороги, идущей от залива, появился первый человек. Сразу за ним следовали еще два. Все были высокого роста и хорошо вооружены. Два вола тащили большую повозку с высокими бортиками. Еще два воина, старшего возраста и более тучные, сидели прямо за напряженно
Никто не пошевельнулся. Итакийцы много раз совместно участвовали в сражениях и знали, что время наносить улар еще не пришло. До того, как тафиане появились в поле зрения, Эперит ощущал волнение, но теперь, когда до начала боя оставались считанные мгновения, напряжение из его тела ушло, и юноша снова стал очень остро чувствовать все, что его окружало. Он улавливал мельчайшее движение, каждый звук и, несмотря на сумерки, даже каждую деталь во внешности врагов. Молодой воин заметил красноту их щек, и это означало, что они уже попробовали вино. Стало видно, как у них горят глаза — эти люди радовались, надеясь, что сегодня напьются до потери чувств. Но ночь для них никогда не наступит, их взгляды вскоре померкнут навсегда.
Одиссей тихо подал сигнал Антифию, показав вначале на себя, потом на возницу. Так он обозначил выбранную цель. Спутник сына Лаэрта кивнул в ответ и показал на тафианина, идущего первым. В тусклом свете раннего вечера стрелять будет не очень легко, но Эперит верил — оба его друга попадут по целям. Затем царевич встал на одно колено, подождал, пока его соратник сделает то же самое. А потом тетива их луков зазвенела одновременно.
Обе выбранные жертвы упали. Возница рухнул на бок и вывалился из повозки, а воин, который шел первым, схватился за горло — туда попала стрела Антифия. Потом тафианин рухнул на землю. Скрипящая повозка остановилась, и на мгновение воцарилась тишина. Выжившие наемники напряженно оглядывались вокруг. Затем Эперит вскочил на ноги и с криком бросился на них, подняв меч над головой. За ним последовали другие, безумно крича, пока преодолевали небольшое расстояние, отделявшее деревья от дороги.
Один тафианин предпринял попытку снять щит со спины, одновременно поворачиваясь к нападавшим, но не смог удержать вес, поскольку торопился, и выронил его. Мгновение спустя Эперит снес ему мечом голову с плеч, и она поскакала по дороге в направлении гавани. Оставшийся сидеть на повозке мужчина разрыдался и поднял руки вверх, прося сохранить ему жизнь. Говорил он на жутком диалекте, который звучал просто ужасно. Эперит понял, что этот противник не собирается принимать участия в схватке, поэтому проигнорировал его и стал искать еще одного воина, который, как он видел, уклонился от удара меча Галитерса. Последний из врагов понесся по дороге в город.
Антифий выбежал из укрытия вслед за своим командиром и поднял лук, чтобы застрелить убегающего тафианина. Но еще до того, как он успел выпустить стрелу, Ментор и другой воин перемахнули через каменную стену, бросились на тафианина и одновременно своим весом прижали его к земле. Противник яростно сопротивлялся, им удалось его успокоить только после того, как товарищи подоспели на подмогу.
Странно, но когда двух выживших тафиан привели к Одиссею, их поведение немедленно изменилось. Они словно поменялись местами. Когда Одиссей представился, старший, который лепетал, словно безумец, умоляя о пощаде, замолчал и уставился на царевича с вызовом. Однако молодой парень сжался от страха и стал просить сохранить ему жизнь. Он упал на колени перед сыном Лаэрта и обхватил его ноги руками.
— Не убивайте меня, господин! — кричал он с сильным акцентом. Произносимые им слова было трудно разобрать. — Сохраните мне жизнь, и я стану сражаться на вашей стороне против Политерса. Мы приплыли сюда в поддержку Эвпейта. Но после того, как он был низложен, многие из нас лишились оснований вообще оставаться здесь!
— Заткнись и не унижайся, сопляк, — проворчал его товарищ.
Ментор тут же дал старшему подзатыльник, чтобы заткнулся он сам.
— Я сохраню тебе жизнь, — сказал Одиссей. Стоявший на коленях мужчина удивленно поднял голову. — Если ты поможешь мне пробраться во дворец.
— Ничего не говори, Мент, — приказал старший тафианин и тут же заработал еще один удар. На этот раз у него из одной ноздри струйкой потекла кровь. Это показывало, что терпение Ментора на пределе.
— Что скажешь? — настаивал Одиссей. — Я дарую тебе жизнь. В обмен на это ты проводишь меня во дворец.
Внезапно воин заколебался, но когда Одиссей поднял меч и приложил острие к его горлу, то быстро сглотнул и кивнул.
— Я сделаю это. Я расскажу вам все, что нужно знать об обороне Политерса. Если вы сейчас позволите мне вернуться, то я открою вам ворота среди ночи.
— Не смеши меня, Мент, — нахмурившись, ответил Одиссей. — Я собираюсь ехать на этой повозке к дворцовым воротам, а ты будешь сидеть рядом со мной. А в обмен на свою жизнь ты не только скажешь стражнику, что я — один из купцов, доставивших вино, но и проследишь, чтобы меня приняли и разместили на ночь. Затем, когда дворец будет спать, ты поможешь мне открыть ворота, чтобы вошли остальные мои люди. И все это время ты будешь оставаться рядом со мной — достаточно близко, чтобы я мог перерезать тебе горло, если соберешься раскрыть кому-то мое имя. И только после того, как на Итаке не останется Политерса и твоих соотечественников, я дарую тебе жизнь. Ты понял?
— Да, господин, — с готовностью закивал Мент. — Я уже сказал вам, что не люблю Политерса. Я сделаю все, что вы сказали — и еще больше, если потребуется.
— Я ему не верю, — заявил Ментор. — Сейчас он скажет все, что угодно — ведь твой меч царапает его нежную шею. А что будет, когда он окажется в окружении друзей, в безопасности, внутри дворца, когда ему будет угрожать только твой кинжал? Тогда трус найдет в себе смелость и достаточно быстро вспомнит про чувство долга — долга перед Политерсом! Какой-то бог лишил тебя ума, Одиссей, если ты собираешься зайти во дворец при помощи этой змеи.
— Я даю вам слово чести, как воин, и призываю всех богов в свидетели, — объявил Мент, встал и посмотрел в глаза обвинителю.
— Я не верю ни одному слову тафианина, — ответил Ментор, доставая меч из-за пояса, потом протянул его рукояткой вперед молодому воину. — Но если ты убьешь своего товарища…
— Нет! — запротестовал Эперит. — Это варварство.
— Это — единственный способ удостовериться, — сказал Одиссей и выжидательно посмотрел на Мента.