Царь нигилистов 5
Шрифт:
Саша сдержанно улыбнулся. «Ну, конечно! Наше исконное рабство во имя свободы от богомерзкой Европы».
— Не всё к нам можно пересадить и не всё на нашей почве приживется, — продолжил князь. — У нас рабочих рук не хватает. Откуда их взять? Кто будет обрабатывать мои сады? Наёмные работники? Но они слишком дороги. Да и не найдёшь!
«Понятно, — подумал Саша, — Клубничному Совхозу имени Ленина без крепостных никуда. За неимением таджиков».
Дворянство смотрело на князя сочувственно и явно подписывалось под каждым словом. Саша заподозрил,
— Если говорить без обиняков, так называемая «эмансипация» — это просто конец дворянского сословия, — резюмировал князь.
— Это у князя с его образцовым хозяйством! — вмешался дворянин помоложе, но тоже в летах. — А в основном и денег негде взять на устройство имения на современную ногу. При всеобщем обеднении дворянству не выдержать нового порядка, не имея кредита. А где у нас частный кредит? Нет его! Да никакого нет. Правительство истощило банки на свои надобности. Большинство дворян будет вынуждено продать имения.
Саша припомнил, что его фамилия Оленин, и он в чине полковника. Ну, да, старый солдат храбрости необыкновенной.
— А выкупные платежи? — поинтересовался Саша.
— Их не на что не хватит, — сказал дворянин. — Даже с долгами расплатиться. А если и расплатимся, останемся ни с чем.
— Поэтому кое-кто уже заложил свои имения, — продолжил князь, — а деньги перевёл в европейские банки.
— Не очень патриотично, — поморщился Саша.
— А куда деться! — развел руками Гагарин. — Мы не своей волей оказались в этом положении.
— Были полными хозяевами в своих имениях, — продолжил Оленин. — А теперь что? Чувствовать себя связанными по рукам и ногам? Оглядываться на закон, не нами писанный?
— Не вижу ничего плохого в законе, — заметил Саша.
— Это смотря какой закон, — вздохнул князь. — Разве не мы должны решать судьбу нашей собственности? Государь у нас, вроде, и спросил, но делает всё по-своему. До закона ещё дорасти надо. Крестьяне почти в первобытном состоянии, Ваше Императорское Высочество, они темны не образованны, не готовы ни к свободе, ни к владению собственностью. Если сейчас и есть какой-то порядок в народе, с эмансипацией он совершенно разрушится.
— Что же добрые помещики, отцы родные, за триста лет не позаботились об образовании и просвещении подопечных? — спросил Саша.
— Заботились, — возразил князь. — И школы учреждали, и больницы.
— Значит, есть крестьяне, которые готовы? И их можно отпускать на свободу?
— Мало таких.
— Значит у тех помещиков, которые не учреждали школы, и подавно надо крещеную собственность отобрать, ибо не образовывают и не просвещают.
— Вы кажетесь себе логичным, Ваше Высочество, — проговорил князь, — но просто не понимаете всей опасности.
— Прежде надо уничтожить в народе пьянство, — добавил Оленин. — И образовать священников, чтобы могли вести за собой народ по пути просвещения и нравственности, как лютеранское духовенство.
— Интересная мысль, — улыбнулся Саша. — Можно вообще в протестантизм перейти.
— Я этого не говорил, — насупился Оленин. — Но им только посулили волю, и они уже принялись убивать помещиков! Знаете, сколько таких случаев?
— Убивают тех, кто поддерживал в голодное время и строил школы в имениях?
— По-всякому, — сказал Оленин. — Только вашей юностью можно объяснить веру в благодарность нашего тёмного народа.
— Вместе с дарованием крестьянам вольности государь подпишет многим тысячам помещиков смертный приговор, — резюмировал князь. — Миллион войска не удержит крестьян от неистовства.
— Может быть сначала освободить дворян и дать им политические права? — поинтересовался Оленин и побледнел, испугавшись собственной смелости.
— Я не против, — сказал Саша. — Думаю, вы знаете.
— Читали, — признался Гагарин. — Но вы вообще уничтожаете сословия в вашей конституции! Тогда дворянство, потеряв всякое значение и власть, сравняется с другими классами народа, раствориться в его огромной массе и исчезнет без следа.
— Я уничтожаю не сословия, а перегородки между ними, — возразил Саша. — Некий билль о правах вы бы сочли достаточной компенсацией за потерю крепостных?
— Некоторой компенсацией, — уточнил князь. — Мы бы не хотели, чтобы за нас решали вопросы, которые нас напрямую касаются.
— Парламент? — спросил Саша.
Собеседники в унисон вздохнули и красноречиво промолчали.
Саша слушал вот это всё, подперев рукой подбородок. Как же всё до боли знакомо! Народ в России всегда к свободе не готов. И полтора века спустя будет не готов, по мнению власть имущих. Несмотря на всеобщее среднее образование. И некоторое уменьшение пьянства по причине широкой автомобилизации. И замену попов на комиссаров. И обратно: комиссаров на попов.
А вот к свободе всё равно нет. Ибо темен и не понимает, в чем его польза. А поэтому надо работать садовником в политической оранжерее и пропалывать всякие там сорняки не к месту растущие из глубин народа и обрезать неподходящие ветви, и вообще решать за него болезного, кому им править.
Саша перевел взгляд на соседа Строганова слева. Это был интересный персонаж, которого Саше тоже успели представить. Звали соседа Пётр Петрович Воейков, он имел немалый чин действительного статского советника и выборную должность московского предводителя дворянства. Саша запомнил, что Воейков когда-то служил полковником лейб-гвардии гусарского полка и, как и князь Гагарин, не был чужд общественной работы: был вице-президентом Общества охотников конского бега и московского ипподрома.
И ещё Воейков поддерживал папа. Именно Пётр Петрович настоял на принятии в январе 1858-го дворянского адреса в поддержку намерений императора освободить крестьян.