Царь нигилистов 5
Шрифт:
— Ну, вот! — сказал Саша. — Почему меня туда не звали?
— Потому что сначала для тебя это было бы слишком трудно, а потом слушком легко, — объяснил Никса, — причём переход от первого ко второму произошёл так быстро, что никто не успел опомниться.
— Анна Фёдоровна Тютчева, — представилась Тютчева.
Кропоткин слегка склонил голову и щёлкнул каблуками.
— Дочка Тютчева, — прокомментировал Саша, — с которой дискутировать о политике почти также увлекательно, как с Герценом, но совершенно в другую степь.
— Александра
Князь ответил своим военным полупоклоном.
— Дочь Жуковского, — сказал Саша, — которой я обязан всем лучшим, что есть в моём немецком.
Все сели за стол, и лакеи пододвинули стулья.
— Петя рассказал мне совершенно жуткую вещь, — сказал Саша. — В Пажеском корпусе за малейшую провинность воспитанников сажают в карцер, на хлеб и воду, без книг и письменных принадлежностей, без свечей, а это не гауптвахта Зимнего, а маленькая абсолютно темная комната без окон. Мне и на гауптвахте-то было тяжеловато с окном, свечами, Библией и нормальной едой. А они юные совсем, мало кому больше двадцати. Мне кажется такие явления должны уйти из нашей жизни. Кто у нас за это отвечает?
— Генерал-майор Путята, — сказала мама. — Помощник начальника Главного Штаба по Военно-Учебным заведениям.
— А кому он подчиняется?
— Военному министру Сухозанету, — ответила мама. — Но давай я лучше сама поговорю об этом с твоим отцом.
— Хорошо, — сказал Саша.
— Я не жаловался, Ваше Императорское Величество, — заметил Кропоткин.
— Петь, не о тебе речь, — заметил Саша, — а об общем принципе.
— Но вообще ты… вы правы, Александр Александрович.
— Анна Фёдоровна, — обратился Саша к Тютчевой, — мы с Петром Алексеевичем собираемся буквари для нашей народной школы покупать. Какой лучше?
Мама про последнюю Сашину затею знала и относилась, как ни странно, вполне сочувственно. Впрочем, она знала не всё.
— «Азбука с картинками для прилежных детей» Генкель, — сказала Тютчева, — я учу Сережу по ней.
— А для взрослых нет? — спросил Саша.
Тютчева пожала плечами.
Саша вздохнул.
— Ладно в магазине поинтересуемся. Сколько она стоит?
— Тридцать копеек, — отчиталась Тютчева.
— Оптимистично, — сказал Саша. — Потянем.
— А сколько их может понадобится? — спросил Кропоткин.
На этот раз пожал плечами Саша.
— Думаю, будет видно, как по заводам побегаем.
— Вам надо познакомиться с Ушинским, — предложила мама. — Может быть, что-то посоветует, у него много мыслей о педагогике.
Фамилию «Ушинский» Саша помнил из будущего по книжкам для младшего школьного возраста.
— Он сейчас инспектор классов в Смольном институте, — добавила императрица.
— Петр Алексеевич, как насчёт визита в Институт благородных девиц? — поинтересовался Саша у Кропоткина.
Будущий анархист улыбнулся.
— Ничего не имею против.
— Когда Ушинский будет готов нас принять? — спросил Саша. — В субботу сможет?
— Я ему напишу, — сказала мама.
— Тогда завтра по заводам, в пятницу — в книжный, в субботу — в Смольный, в воскресенье — открываем школу, — резюмировал Саша.
— Хорошо, — кивнула мама. — По заводам, думаю, вас Лабзин проводит.
— Это мой учитель механики, — объяснил Саша для Кропоткина.
— У Пети есть учитель немецкого Беккер, — сказал Саша. — Он его очень хвалит. Можно мне к нему на уроки походить в Пажеский корпус? Вдруг это будет эффективнее, чем Вендт?
Мама глубоко задумалась.
— Карл Андреевич отлично говорит по-русски, — поддержал Кропоткин.
— Никса ходил на уроки к Сухонину, — сказал Саша.
— Хорошо, — согласилась мама.
В тот же вечер Саша написал Нобелю, Путилову и Чижову с просьбой рассказать рабочим про воскресную школу и написать знакомым промышленникам, что вот есть такое и хорошо бы сказать рабочим.
А в четверг вечером Саша на пару с Кропоткиным в сопровождении Лабзина отправились в путешествие по казённым заводам.
Начали с Александровского литейно-механического завода, куда Лабзин давно обещал устроить экскурсию. В последние годы завод в основном занимался локомотивами и вагонами и был переименован в Александровский главный механический завод.
Чертёж инновационного вагона со сплошным проходом Саша, разумеется, прихватил с собой.
— Будет, кому показать? — спросил он Лабзина.
— Да, конечно. Но есть одно «но». Дело в том, что Александровский завод не совсем казённый, он в концессии у американцев.
— После Восточной войны? — спросил Саша.
Решив быть понятнее и не употреблять непривычное здесь название «Крымская».
— Нет, — возразил Лабзин, — ещё при Николае Павловиче. Во время войны здесь уже паровые машины для пароходов делали. Так что господа американцы успели разбогатеть и один за другим уехать домой в Североамериканские штаты.
— И кто сейчас руководит заводом?
— Уильям Уайненс, — сказал Лабзин. — Он приехал в Россию вместе с братом Томасом, но тот уже вернулся на родину и, говорят, купил в Балтиморе огромное поместье и назвал его «Крым». Они конечно платили арендную плату по 16 тысяч рублей серебром в год, но в накладе не остались.
— А русские рабочие у них есть? — спросил Кропоткин.
— Рабочие, конечно, — кивнул Лабзин, — вот инженеры и мастера, в основном американцы.
Завод занимал огромную территорию на берегу Невы. Чуть не больше, чем фабрика Гучкова.
Вход с коваными воротами, длинные приземистые ангары, есть кирпичные, но по большей части деревянные. Высокие заводские трубы.
Вот и двухэтажный особняк директора.
Мистер Уайненс встретил их в кабинете, обставленном в классическом стиле, если и не таком роскошном, как у господ Морозовых, то только благодаря протестантской этике.