Царь русского смеха. К.А. Варламов

{7} Вместо предисловия

{9} ГЛАВА I.

{23} ГЛАВА II.

{59} ГЛАВА III.

{84} ГЛАВА IV.

{104} ГЛАВА V.

Старк Э. А. (Зигфрид). Царь русского смеха. К. А. Варламов. Петроград: Художественная фотоцинкография и типография «А. А. Евдокимов и Ко», 1916. 119 с.

Вместо предисловия… 7 Читать

Глава I. Происхождение и первые шаги… 9 Читать

Глава II. Дух творчества Варламова.
– Да здравствует актер!… 23 Читать

Глава III. Варламов в некоторых ролях русского художественного репертуара… 59 Читать

Глава IV. Варламов и Островский… 84 Читать

Глава V. Царь русского смеха… 104 Читать

{7} Вместо предисловия

Настоящая более чем скромная книга отнюдь не претендует на полное выяснение творчества Варламова. Мы, люди, пишущие о театре, к сожалению, всегда больше уделяем вниманья авторам, чем актерам, даже самым талантливым. При жизни Варламова необходимо было в интересах увековечения его творчества, ныне умершего вместе с ним, записывать его игру в мельчайших подробностях. Это не было сделано, а теперь, когда артиста уже нет между нами, оказывается, что многие детали его творчества уже ускользнули из памяти, весьма несовершенной для того, чтобы удержать целиком образ, созданный актером. Но если, пробежав эту книгу, читатель-театрал скажет: «я все же вижу лик Варламова, каким я его знал», - автор почтет себя вполне удовлетворенным.

Петроград. 1, XII. 1915 г .

Эдуард Старк (Зигфрид) .

{9}

Происхождение и первые шаги

Константин Александрович Варламов родился в Петрограде 11го мая 1848 года. Он был вторым сыном композитора Александра Егоровича Варламова, который в качестве автора множества романсов и русских песен, в свое время пользовавшихся большой популярностью, оставил заметный след в истории русской музыки, примыкая по всему складу своего дарования к чисто национальному направлению, имевшему своей главой славного Михаила Ивановича Глинку. Таким образом творческая стихия отразилась наследственным путем в сыне, приняв только другую форму, быть может, менее благодарную, потому что искусство актера, с ним родившись, с ним же и умирает, но не менее, если даже не гораздо более, яркую и полную трепета живой жизни. Но непосредственным, так сказать, физическим, влиянием наследственности и ограничилось все необходимое для развития грядущего таланта, которому суждено было стать лучшим украшением русского театра конца XIX и начала XX века: отец Варламова умер, когда мальчик находился еще в утробе матери. Это была трагическая история. Как рассказывает сам Варламов в {10} своей автобиографии, отец его в один не прекрасный день уехал играть в карты к доктору Нарановичу, а ночью его привезли домой уже мертвым: он скончался от разрыва сердца. Мать Варламова, бывшая на четвертом месяц беременности, не вынесла внезапно обрушившегося на нее столь тяжкого удара и заболела нервным параличом, проведя целых шесть недель без сознания, и то обстоятельство, что ребенок все-таки родился живым, хотя и очень слабым, положительно следовало приписать своего рода чуду. И кто бы мог предсказать, что этот самый ребенок, которому вдобавок в самом раннем детстве пришлось вынести такую тяжелую болезнь, как черная оспа, вырастет могучим и крепким, ибо Варламов при жизни своей в общем отличался завидным здоровьем, и если бы не известное страшное ожирение всего организма, приведшее к страданию сердца, артист мог бы прожить еще гораздо дольше.

После смерти отца семья Варламова осталась конечно, как это, к сожалению, слишком часто случается в русских артистических семьях, без всяких средств. Была назначена пенсия в размере 18 рублей в месяц, что даже при тогдашней дешевизне совершенно не могло быть достаточным для существования целой семьи. Детство Варламова прошло безрадостно; тяжелая нужда, почти нищета, служила спутником жизни того, кому суждено было в последствии стать утешителем множества людей, принося им радость светлого, художественного творчества, и кто сам представлялся постоянно какою-то воплощенною радостью жизни. Видно, здоровая, могучая сила была глубоко была заложена в артисте, пустив неистребимые корни, если он мог выйти целым из той юдоли печали, какою являлось его детство, и вынести непотревоженную {11} душу, лишенную ростков пессимизма, потому что этого последнего в его творчестве нельзя было найти ни малейшего следа. А творчество Варламова шло из глубины его личного «я», из самых сокровенных тайников его духа, и конечно, если бы там дрожали какие-нибудь черные тени, они наложили бы свой хотя бы даже едва уловимый отпечаток на игру артиста.

Так в нищете прошли по свидетельству самого Варламова все первые и лучшие годы жизни до наступления уже почти зрелого возраста. С величайшим трудом удавалось сводить концы с концами благодаря тому, что мать его, не разгибая спины, проводила дни и ночи над вышивками, продавая их за гроши.

Таким образом в окружающей обстановке не содержалось ничего такого, что могло бы благотворно содействовать развитию дремавших в Варламове творческих сил, и кто знает, может быть под дальнейшими ударами судьбы они и вовсе бы заглохли, и вышел бы Варламов на узкую дорогу какого-нибудь мелкого чиновника в казенной палате. Но счастливый случай все повернул в другую сторону.

Семья Варламова водила дружбу с семьей артистки Александринского театра Струйской, и это обстоятельство мало-помалу пробудило в юноше Варламове страстное влечение к сцене, принявшее с течением времени некоторую реальную форму. В каком-то сарае на Черной речке молодежь вздумала ставить спектакли, где впервые обнаружились робкие проблески будущего громадного таланта. Ободренный удачным началом, Варламов пишет письмо к А. М. Читау в Кронштадт, и она устраивает его в свою труппу на месячный оклад в 25 рублей. Это было в 1867 г., Варламову {12} исполнилось 19 лет, он находился в пор самой цветущей молодости, и первые робкие шаги по сценическим подмосткам, аромат кулис, свет рампы, публика в зрительном зале, наконец, возможность зарабатывать собственный кусок хлеба и не быть в тягость семье, - все это окрыляло его и заставляю с доверием смотреть на будущее. Для него начиналось хотя и трудное, но свободное независимое состояние. Восемь лет прошли в непрерывных скитаниях по провинции, где в то время театральное дело было далеко не таким обеспеченным и устойчивым, как мы наблюдаем это теперь во всех крупных городах успел побывать молодой Варламов, и 1875 год, сыгравший такую крупную роль в его жизни, застает будущего знаменитого артиста в Нижнем Новгороде, театр которого является одним из древнейших в России; он открыт в конце XVIII века князем Шаховским, устраивавшим в нем публичные представления при участии труппы, составленной из его собственных крепостных. Во времена Варламова театр этот находился под управлением Нижегородского землевладельца и почетного мирового судьи Федора Константиновича Смалькова; спектакли в нем шли круглый год, за исключением Великого поста, по четыре раза в неделю. В сезоне 1874 - 1875 гг. труппа этого театра была довольно большая и тщательно подобранная. Варламов занимал в ней амплуа первого комика, получая жалованья за зимний и весенний сезоны 200 рублей, за 55 дней ярмарочного сезона с 15го июля по 10е сентября, - 700 р. и два полу бенефиса. Вот как ничтожно по сравнению с нынешним оплачивался в то время труд актера, занимавшего одно из первых мест в труппе. Одновременно с Варламовым служил в том же театре на амплуа первого драматического любовника и другой впоследствии тоже знаменитый актер, ставший украшением Московского Малого театра, покойный Александр Павлович Ленский.

{13} Сюда в Нижегородский театр приехал на гастроли Николай Федорович Сазонов, в то время уже занявший видное положение в Императорском Александринском театре, и здесь он обратил внимание на игру молодого Варламова, здесь же и довольно близко сошелся с молодым артистом, своим будущим товарищем по сцене. Знакомство это сыграло для Варламова большую роль. Близились дни, когда ему суждено было окончить свое провинциальное скитальчество. Сазонов наговорил много лестного для Варламова за кулисами Александринского театра, проложив таким образом дорожку для вступления в его труппу нового сочлена. А затем произошло событие, о котором сам Варламов так рассказывает в своей автобиографии.

«Совершенно неожиданно я поступил на Императорскую сцену. Прожив весь пост в Петрограде, я начал собираться в Нижний, где я заключил на круглый год выгодный очень контракт и куда я должен был явиться к 1 мая. Ко мне пришел И. И. Киселевский, как раз застав меня за укладкой вещей.

–  Голубчик, умоляю, выручи, сыграй завтра, в мой спектакль в Благородном собрании в “Злобе дня” Хлопонина, - актер, который должен был играть эту роль, заболел, не погуби отказом.

Я согласился и это дало толчок моему поступлению сюда. На спектакле был А. А. Нильский, которому я очень понравился, и он, придя на другой день к начальнику репертуара П. С. Федорову, много говорил с ним обо мне, в этом же {14} обществе находился Н. Ф. Сазонов, который заявил, что он меня отлично знает, и тоже сказал доброе слово. П. С. был дружен когда-то с моим покойным отцом, сейчас же согласился на мой дебют и поручил все это Н. Ф. Сазонову. Всю жизнь я не забуду, что переживал я на первой репетиции и спектакле в той же роли, Хлопонина, - и не забуду… какое ощущение я испытывал при звуке первого аплодисмента в Александринском театре».

Знаменательное для нашего театра событие это произошло 8го мая 1875 года, а 19го мая К. А. Варламову объявили, что он принят в состав Императорской труппы. Судьба Варламова была обеспечена, началась служба искусству в спокойных условиях существования артиста казенных театров, началось и постепенное восхождение к мастерству тончайшей отделки, к овладению всеми секретами исключительно яркого творчества, к занятию первого места среди любимцев публики, благодарной за часы большого художественного наслаждения, вызываемого чудесной игрой артиста. Первые шаги Варламова на Императорской сцене, конечно, еще далеки были от художественного совершенства, приходилось ему играть много вовсе ничтожных ролей, выступать в совершенно пустых водевилях, какими в то время переполнен был репертуар Александринского театра, первого театра в столице. Так прошло два года. В 1877 году умер Василий Иванович. Виноградов, занимавший амплуа первого комика, и тогда его роли перешли к Варламову. Это было нелегкое наследие, потому что Виноградов считался очень талантливым актером. Так же, как и Варламов, он поступил на сцену, уступая инстинктивному влечению, причем сначала был даже неграмотен, выучился читать по комедиям Коцебу и упорным трудом {16} добился того, что стал подниматься по лестнице театрального счастья все выше и выше, пока не завоевал себе первого места сначала в провинции, потом в Александринском театре, куда был принят в 1870 году. Виноградов явился одним из первых и лучших толкователей типов Островского и в самое короткое время сделался любимцем Петроградской публики, переиграв за семь лет своего пребывания на казенной сцене 109 ролей, среди которых наиболее сохранившимися в памяти театралов, благодаря их жизненной яркости, были Бессудный в комедии Островского «На бойком месте», Юсов в «Доходном месте» того же автора и Расплюев в «Свадьбе Кречинского». Естественно, что с переходом его ролей к Варламову у последнего работы сразу прибавилось и работы серьезной. Необходимо тут же отметить, что Варламов вступил на русскую сцену не только без специальной подготовки, но и вообще не получив никакого законченного образования. Он явился сырым талантом, лишенным всякой шлифовки. Восемь лет, проведенных молодым артистом в провинции, не могли принести ему особенно большой пользы в смысле развития тонко-художественной и осмысленной игры, способности вдумываться в характер изображаемого лица и исчерпывать все мелочи для надлежаще выпуклого, жизненно правдивого его сценического воплощения, потому что тогда, как и теперь, особые условия сценической работы в провинции не давали возможности при необычайной спешке в подготовке спектаклей, вызванной частой переменой программы, сосредоточиваться подолгу на воссоздании одного какого-нибудь типа, тщательно его обдумывать, так сказать поворачивать его со всех сторон, используя к пущей выгоде все заложенные в нем возможности. Наконец, и не у кого было поучиться. Для {17} молодого артиста, еще только пробующего развернуть свои крылья, окружающая художественная атмосфера имеет очень большое значение. Такая атмосфера как раз создалась для Варламова, едва лишь он вступил в Александринский театр, потому что в труппе этого последнего, громадной не только по тому времени, но и по нынешнему, насчитывавшей 122 человека, было как в мужском, так и в женском составе несколько имен, которыми по всей справедливости гордится русский театр. Так в первом мы находим знаменитого Василия Васильевича Самойлова, Бурдина, известного своим непременным участием во всех постановках пьес Островского и связанного узами личной дружбы с драматургом, молодого Сазонова, который к тому времени, отдав дань увлечению легкомысленным жанром оперетки, усиленно насаждавшейся в Александринском театре, выходил на дорогу более серьезной и продуктивной художественной работы, Нильского, Виноградова, многие роли которого, как мы упоминали выше, перешли после его смерти к Варламову, и других менее замечательных, но все же талантливых артистов. А в женском персонале выделялись Жулева, Струйская 1я, Левкеева, Читау, Сабурова, Савина, звезда которой тогда только что восходила: она вступила в труппу годом раньше Варламова, в апреле 1874 года. Окруженный таким образом целой плеядой блестящих имен, Варламов имел возможность, прислушиваясь и присматриваясь, заимствовать многое для себя с великою пользой, и очень скоро молодой артист стал выдвигаться в первые ряды своих товарищей, снискав среди них большую популярность. Параллельно росла и популярность в публике, которая быстро разглядела и полюбила здоровый, бодрый, жизнерадостный талант молодого {18} комика. Справедливость требует отметить, что Варламова не затирали, как это, к сожалению, слишком часто наблюдается с молодыми артистами, вступающими в труппу Александринского театра, и занимали его даже при постановках новых пьес. Так уже 8го декабря, 1875 года, на первом представлении в бенефис Бурдина новой комедии Островского «Волки и овцы», Варламов играет Чугунова, роль большую и ответственную, которая впоследствии так и осталась за ним во всех дальнейших спектаклях этой пьесы до самого последнего времени. В 1876 году, 22го ноября, опять же в бенефис Бурдина ставится другая новая комедия Островского «Правда хорошо, а счастье лучше», и Варламов играет роль Силы Грознова, в которой он был так хорош и которую играл почти бессменно на протяжении 40 лет своей службы в Александринском театре и в ней же выступил 31го января. 1911 года, празднуя свой 35летний юбилей. В 1877 году, 24го октября, он принимает участие в идущей в 1й раз для бенефиса Монахова новой комедии А. А. Потехина «Выгодное предприятие», где молодой артист исполняет чрезвычайно выигрышную роль Ардальона Ковырнева, бедного мелкопоместного дворянина, роль, которую Варламов продолжал играть спустя 24 года при последних представлениях этой комедии, происходивших в 1901 году.

В дальнейшем биография К. А. Варламова не блещет фактами, которые сообщали бы ей особенный интерес и заставляли бы рассматривать личность Варламова в связи с событиями его жизни с разных сторон. В смысле внешнем это такая же бедная биография, как и другого великого русского художника, на ином лишь поприще: композитора А. К. Глазунова, {20} в одной и той же квартире проведшего 50 лет своей жизни. Происходит это в силу того простого обстоятельства, что выявление личного «я» у Варламова было только одно: Варламов был актер, и этим исчерпывалось все поле приложения его деятельности. По тому времени, когда звание актера почиталось чем-то предосудительным в известных кругах общества и тем полагалась некоторая препона к разветвлению и расширению актерской деятельности, ограниченность приложения актерских сил не была удивительной. Это могло бы показаться странным скорее для нашего времени, знающего необычайное расширение театральных функций, их усложнение и утончение и вообще проникновение в атмосферу театра более одухотворенной и изысканной культуры. Раньше актер был только актер, лицедей в прямом смысле этого слова. Давали ему в руки роль, он ее учил, думал над ней, и если роль требовала ярко окрашенной внешней типичности, актер приглядывался к волнующейся окрест него толпе людей, брал оттуда все наиболее колоритное, своеобразное, курьезное, и накапливал в своей памяти множество черт, необходимых для некоего собирательного типа, точно построенного на внешней наблюдательности. Затем актер работал на репетициях. Наступал вечер спектакля, актер шел творить на глазах публики чудо оживления сценических образов. Потухала рампа, он снимал парик, смывал белила и румяна и ехал домой, либо в излюбленный ресторанчик - посидеть и поболтать с друзьями. И так изо дня в день. Все интересы только - в игре, в лицедействе, и вся жизнь только для игры, и не даром М. Г. Савина хорошо выразила это своим афоризмом: «сцена - моя жизнь». Наступившее новое время, время проникновения в театр со {21} всех сторон тонкой культуры, выдвинуло новый тип актера, лик которого стал необычайно многогранен. Появился актер-драматург, актер-профессор, актер-режиссер, актер-археолог, актер-администратор, актер-открыватель новых горизонтов и т. д., все это хотя и очень возвеличило личность и звание актера, но в то же время привело к возникновению нежелательного явления: актер стал разбрасываться, раздроблять по мелочам свою творческую способность, вместо того, чтобы все ее силы сосредоточивать лишь на одном: возможно более проникновенном и художественно законченном воссоздании сценических характеристик, и если вы - директор нового театра, то легче вам сплотить вокруг своего знамени актера-режиссера, администратора, педагога и стилизатора, чем составить просто хорошую дисциплинированную в смысле ансамбля труппу. Типичным образчиком большой разносторонности, к счастью проявляемой в исключительно выгодном свете, является князь Александр Иванович Сумбатов-Южин, актер в чистом виде - актер-лицедей, актер-педагог, давший русскому театру многих хорошо обученных деятелей, актер-режиссер и актер-администратор, доказавшей блестяще свои способности последнего рода на посту управляющего Московским Малым театром. И несомненно, биография Южина представила бы собой большой интерес с точки зрения выяснения всех сторон весьма пестрой его деятельности, необычайно обильной фактами всевозможного рода. Совсем другое биография Варламова, принесшего все свои способности лишь одному делу: лицедейству, сценическому творчеству, и если бы мы стали прослеживать шаг за шагом его жизнь, дело свелось бы лишь к простому перечню одних и тех же фактов: тогда-то Варламов сыграл впервые такую-то роль с {22} большим или меньшим успехом. И это было бы вовсе не любопытно. Поэтому нас гораздо больше интересует посильное выяснение творческого лика Варламова, чем он был для русской сцены и за что снискал себе такую беспредельную любовь публики. К этому мы теперь и обратимся.