Царь Саул
Шрифт:
Но самое главное — началась распря между его благожелателями и ненавистниками из разных колен Эшраэля.
Те судьи и «адирим», которые не прислали воинов и надеялись на его поражение, были встревожены. Надменные «северяне» дерзнули не исполнить древний обычай, не подчинились, увидев часть бычьей туши и письменное послание царя.
— Смерть им! — требовали поддержавшие Саула юдеи, шимонеи, эфраимиты и люди Заиорданья. Поддерживали его, конечно, и земляки-бениаминцы, и прочие дети Эшраэля, не злобствующие из-за избрания царём землепашца.
К главному судье явились представители общин с требованием наказать отступников, отвергнувших закон и не собравших ополчение. Шомуэл старался их урезонить, хотя был согласен с тем, что нарушение закона (а это не просто закон, это заповедь бога) должно сурово караться верными почитателями Ягбе. Но Шомуэл и сам приуныл, узнав о великолепно осуществлённом нападении на аммонитский лагерь.
Главный судья расспросил участников сражения, стараясь выведать — не нарушил ли Саул основных правил священной войны: бескорыстия и беспощадности. Однако придраться к чему-либо было невозможно. Помимо выполнения полководческих задач и личной храбрости, Саул и здесь оказался безупречен. Все захваченные в плен враги убиты. Имущество их сожжено и уничтожено. Верблюды и овцы зарезаны и брошены на растерзание птиц и зверей. Царь Эшраэля не покусился ни на скот, ни на рабов, ни на золотые украшения. Взял только несколько медных шлемов и кое-что из оружия. Но это имело оправдание из-за ограничений пеласгов, запрещавших людям ибрим приобретение металлических изделий.
Толковые и преданные молодому царю юноши, добровольно поселившиеся рядом с Гибой, тоже горели желанием побить камнями негодяев, предавших народ, обуреваемых тщеславием и завистью. Они призывали снова собрать ополчение и идти ни север. Они говорили о странном попущении главного судьи Шомуэла, проявившего необычную мягкость к отщепенцам. «Собираем элефы!» — горячились молодцы, видевшие свою судьбу только в связи с военными удачами Саула.
— Нет, — сказал на это Саул, — мы не должны затевать смуту. Это только обрадует наших врагов. Мы найдём в себе терпение и добросердечие. Может быть, некоторые противники моего избрания одумаются. Ведь помазать меня приказал Шомуэлу сам великий бог Абарагама, Ицхака и Якуба. Да будет воля его незыблема и да расточатся, как утренний туман, все враги его!
Слыша эти слова, отец Саула Киш разевал от удивления рот. Дядя Нир, наоборот, прикусывал ноготь на правом большом пальце и качал головой.
— Опять пророчествовать начинает... — бормотал Бецер, втягивая голову в плечи. Энергичный и смелый Абенир весело подмигивал ему, а низкорослый Гист поглаживал узкую бороду в тонко, по-хитрому, улыбался.
— Правильно, Саул бен Киш, — шептал про себя опытный лекарь и переводчик. — Всё делаешь правильно, а мы постараемся тебе помочь.
Неукротимые сторонники Саула продолжали шуметь по всем землям Бениаминовым, Юдиным, Эфраимовым и в городах Заиорданья. Кто говорил: «Саулу ли царствовать над нами?» Дайте нам них людей, и мы умертвим их! — Приходили такие неистовые правдолюбцы к главному судье.
— Где же закон и правда? — спрашивали они у Шомуэла. — Ты первосвященник, прозорливец и человек божий. Почему ты не скажешь: царь Саул или не царь? — Они возмущались перед лицом Шомуэла, вышедшего после моления из священной Скинии. Ему пришлось согласиться с ними и объявить новое собрание представителей двенадцати колен Эшраэля в Галгале. Но определённый срок он не назначил; сказал, что будет лежать ниц перед Ковчегом Завета и слушать голос Ягбе, снизошедшего к его мольбам и стенаниям.
2
Как-то в середине месяца «шибана», близко к началу жатвы, судья Шомуэл оказался в своей угловой комнате, где хранились глиняные таблицы и папирусные свитки — таинственные писания-кегубим. Здесь он встречался со своими гонцами, приехавшими из дальних городов, и людьми в серых неприметных одеждах, прятавших лица под надвинутым куколем.
Шомуэл позвал расторопного Шуни. Тот выслушал негромкое приказание и скрылся. А Шомуэл занялся чтением каких-то таблиц и делал это очень сосредоточенно.
Снова появился Шуни. За ним вошёл странный человек в широком светлом одеянии и жёлтых башмаках с загнутыми носками, какими не пользовались жители Рамафаима. Странный человек откинул с лица лоскут ткани: показались горбатый нос, рыжая борода и высокая шапка на гладко обритой, как костяной шар, голове.
— Вот, заклинатель воды Арада допущен к тебе, мой господин и судья, — представил Шуни вошедшего, пропуская его вперёд.
— Мир твоему дому и бодрости твоему телу, — сказал Арада с довольно небрежным видом, словно произнося приветствие без особой охоты. — Я всё рассчитал, судья. Надеюсь, ты будешь доволен.
— Ты свободен, Шуни. Но не уходи далеко, ты будешь мне ещё нужен, — не отвечая рыжебородому, обратился судья к своему верному соглядатаю.
Шуни быстро поклонился и отступил за сине-золотую ширму, которой заслонил вход.
— Повторяю, я всё рассчитал. Мне осталось получить плату от тебя, и ты узнаешь подробности, которые я определил с благодатной помощью Баал-Зебуба, моего покровителя. — Арада саркастически усмехнулся.
— Не произноси в моём доме имени твоего мерзкого демона, — сварливо заговорил Шомуэл. — Мы договаривались с тобой только о дне и часе. Тем более что ты запросил слишком много серебряных колец за своё колдовство.
— Колдовства здесь нет. Есть особые признаки в цвете неба, направлении ветра, влажности или сухости воздуха в разное время суток. Этими признаками и ещё кое-какими дополнительными пиниями обладает просвещённый и учёный, и не обладает невежественный и суеверный. — Арада опять криво усмехнулся и протянул руку ладонью вверх. — За мои знания надо бы платить золотом, а не серебром.
Нахмуренный Шомуэл положил на грязноватую ладонь довольно большой, тяжело звякнувший кошель. Арада без всяких церемоний порылся в нём, пересчитывая серебряные кольца, после и го кошель исчез в складках его одежды.
— Итак, я слушаю тебя. — Судья указал Араде на низкую скамейку около своего кресла.
Арада сел, достал вощёную дощечку, исцарапанную значками, клинышками и резами. Приблизив лицо к уху Шомуэла, он забормотал что-то, с убедительным видом водя пальцем по вощёной дощечке. Насупленное лицо судьи постепенно разглаживалось, ни к будто он поверил объяснениям рыжебородого и почувствовал облегчающую надежду.
— Я думаю, надо дождаться конца семидневья и не спешить с утра. Провести жертву всесожжения, потом церемонию с вашим... кхм... царём, доблестным владельцем сохи и заступа...