Царь Саул
Шрифт:
— Отчего же царство пропало?
— Погибло оно под ударами племён ахайя, а главное, из-за междуусобицы царя и князей. Но обращусь к тому, чему я был свидетелем в мои молодые годы. У хеттов в далёких горах есть древнее святилище, оставшееся от неведомого народа. В том святилище поставлен идол — статуя богини, плодоносной и рожающей. Называли её Роданицей, или Кибелой. Как думают некоторые мудрецы, вначале это было божество мужского пола и звалось оно Кибэлем. Однако потом стали его считать Кибелой, матерью всего сущего.
— О, балу, багу [39] ! О, Баал-Берит и Ягбе, до чего же премудро и путано, — взмолился Нир, подняв глаза к небу и схватившись за голову, искренне недоумевающую по поводу сложности всего происходящего на земле.
Гист продолжал,
— Так вот статуя того древнего хеттского капища изображает богиню, сделанную из светлого и гладкого камня в человеческий рост. Она даже вселяет кощунственную страсть, ибо выглядит обольстительно-пышногрудой и крутобёдрой нагой женщиной спелого возраста — и лоно её раскрыто меж тучных лядвий. Лицо богини выточено приятным и соразмерным, алый рот её волшебно усмехается, широко расставленные глаза из голубых бериллов глядят живым и зовущим взглядом. Обе руки она сидя на царском кресле, держит на головах двух бронзовых рысей-пардусов, а у них глаза из зелёного малахита. Волос над лбом богини не видно, только венец из горного хрусталя, а на нём простые кресты и кресты с чёрточками слева направо [40] из чёрного оникса. Но есть ещё заплетённая синей лентой медная коса от затылка до поясницы. Перед этой нагой богиней забивают быков, жеребцов и баранов. После умерщвления им отрезают детородный орган и, нанизав на тонкий шнур, надевают богине на шею, как ожерелье. Таких украшений на шнуре бывает не меньше сорока, иногда и больше. В не столь давние времена, говорят, вместо животных жертвой становились мужчины-пленники, захваченные после великих побед. Жрецами для службы в том святилище отбираются самые могучие воины. А другие, поющие восхваления и гимны, одеты в женское платье, причёсаны и накрашены, как женщины. Они скопцы — добровольно лишили себя радости совокупления и семьи. Но в особые праздничные радения, когда все беснуются и ликуют в честь чудесного воскрешения возлюбленного Кибелы, привозят ещё и настоящих женщин с детьми. И тогда все жрецы толпой совокупляются с ними. Не брезгуют и сношениями с животными — ослами, ослица ми, козлами и козами, псами и обезьянами. Таким образом в этом безумном капище ублаготворяют свою похотливую богиню...
39
Балу (Эр. семит.), багу (Эр. индоевроп.) — господин, отсюда соответственно образовалось «баал» и «бог».
40
Кресты и свастики часто встречаются на изображениях Древнего Вое тока, как символы солнцеворота.
— Что может быть мерзостней для нашего бога, справедливого, ревностного и беспощадного! — Наум негодующе плюнул. Затем он прижал ладони ко лбу и груди [41] .
Неё последовали его примеру и подули себе на плечи, изгоняя прячущихся за спиной невидимых злых духов.
Лошак бодро бежал, таща повозку с гонцами. Дорога дымилась желтовато-серой пылью. Все замолчали, раздумывая о нелюбезном приёме Шомуэла и приказе ждать его в Галгале семь дней.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
41
Ритуальный жест.
1
Вдали от каменистых гор волны морского прибоя набегали пи песчаный берег длинной пенистой полосой. Рядом с берегом (млели высокие башни, зубчатые стены и двухэтажные дома с минскими крышами, утопающие в зелени платанов и сикомор. Но был главный город пелиштимской страны, крепкостенный Аскалон.
В центре его возвышался резными колоннами храм, посвящённый богу Дагону — покровителю пеласгов и их кораблей. Корабли чернели просмолёнными боками, прислонившись к каменному молу сложенному из ровно обтёсанного камня.
Холм, на котором находился храм Дагона и дворец аскалонского князя, был засажен акациями, пальмами и пышными красными цвeтами.
Около полудня по дороге, ведущей из Гета, города пеласгов, находившегося на границе с Ханааном, мчалась колесница, запряжённая двумя вспотевшими лошадьми. В колеснице находились возничий и человек, державший чёрную лакированную палку с прикреплённым крылом белого гуся — жезлом гонца. Въезжая в ворота, гонец что-то коротко сказал воинам в медных шлемах, колесница звонко застучала колёсами по каменным плитам, привлекая внимание горожан. Пеласги высовывались в узкие окна, появлялись на лёгких балкончиках с тростниковыми навесами и даже выбегали на плоские крыши. Те, кто находился ни улицах, смотрели вслед гонцу и обсуждали его стремительное появление.
Колесница достигла центральной части Аскалона, приблизилась к холму с храмом и дворцом правителя. Гонец соскочил на землю и по широкой каменной лестнице побежал вверх к колоннаде дворца.
У входа воины огромного роста, в панцирях, налокотниках и шлемах с соколиными перьями скрестили копья.
— Срочное известие князю Полимену от князя Анхуса, — сказал гонец.
Двое белокурых юношей в красных рубашках без рукавов подхватили гонца под руки и повели в глубину дворца.
Навстречу им вышли трое: высокий, могучего сложения человек с бритым лицом, в белой рубахе с красными нашивками на груди, седой старик лет семидесяти с длинными волосами, заплетёнными в две косы, с вислыми до груди усами, но бритым подбородком. На старике гармоничными складками струилось длинное красное одеяние, расшитое золотыми лилиями. Он опирался на посох, окованный золотом. Третий был лет тридцати, стройный и мускулистый, с упрямым и смелым лицом воина. Иссиня-чёрные волосы, собранные на затылке в узел и закреплённые ремешком, резко отличали его от других пеласгов. У него был орлиный нос, сизый после бритья подбородок, продолговатые золотисто-карие глаза, высокие, словно начерченные углем брови. Короткая туника открывала загорелые ноги в сандалиях, застёгнутых золотой пряжкой.
— Кто ты? — спросил черноволосый. — Зачем послан?
Юноши подвели гонца ближе. Гонец сделал шаг вперёд, наклонил голову, не преклоняя колен, и сказал сиплым от усталости голосом:
— Я Тимеш, десятник пограничной заставы. Князь Анхус спешит сообщить тебе, твоё благородство, о чрезвычайном. В Гибе позавчера восстали люди Эсраэля. Они напали на гарнизон перед рассветом. Стражи у ворот было недостаточно, это упущение. Эсраэлиты сумели войти незаметно. Почти никто из наших не успел вооружиться. Все двести человек убиты. В их числе начальник гарнизона Меригон и твой племянник Герта.
— Это плохое известие, десятник Тимеш.
— Я сказал только половину того, что мне приказано.
— Говори остальное.
— В Гибе восставшие захватили крепость. А в Галгале царь Саул собирает ополчение. Он отправил послов во все города Эсраэля. Наш соглядатай Клинох слышал, как народ вопит, что соскучился по священной войне.
— Пусть так, — вмешался человек в белом с красными нашивками на груди. — Будет им война. Десятника отведите в столовую галерею, накормите, напоите пивом. — Он обращался уже к юношам в красных рубашках: — Мы с князем Полименом и верховным жрецом Долоном останемся совещаться.
Слуги и десятник ушли. Трое начальников сели на высокие лавки.
— Хорошо, что ты оказался в Аскалоне, Кратос, а не уплыл с флотом на Алашию [42] , — сказал человеку с нашивками молодой князь Полимен. — Я не настаиваю, но, может быть, кто-то из твоей молодёжи захочет принять участие в усмирении восставших. Ты слышал? Они вопят о священной войне. Я пошлю против них пятьсот колесниц с нашими лучшими стрелками и копьеметателями. А в Галгале соберутся чванливые эфраимиты, бедные бениаминцы, грубые юдеи, вечно голодные шимониты и запуганные аморреями козопасы из Галаада. Недавно я нанял воинов из колена Данова, пусть повоюют со своими собратьями.
42
Алашия — ныне остров Кипр.