Царь Саул
Шрифт:
3
Сотня воинов во главе с Абениром ночью прошла к Отре. На рассвете спустились с отлогого холма. Вдали показались грязно-жёлтые стены городка. Каменистые горы окружали долину с рощами масличных деревьев и большими квадратами пшеницы. Поодаль уже дымились подожжённые пеласгами селения. Кое-где валялись трупы бородатых мужчин с запёкшейся кровью на груди. Заметили и убитых женщин в изорванных платьях. Они лежали в позах, свидетельствовавших о насилии. От трупов разбегались пустынные
Воины-ибрим подкрались к стенам. Пеласги беспечно спали, выставив только двух часовых. Начальники пеласгов имели сведения, что ополчение Саула разбежалось после отъезда разгневанного первосвященника, и не очень заботились о безопасности. В спящем отряде было человек триста. Накануне грабители напились, очевидно, местного вина. Теперь все они храпели.
Одного часового убрали метко брошенным дротиком. На другого прыгнули со стены и переломили ему шею разбойничьим аммонитским приёмом. Затем, разделившись на тройки, тихо и жадно бросились в дома.
Резня уже шла быстро и беспощадно, когда пеласги стали просыпаться.
Начался бой под разноголосый крик врагов, не успевших схватить оружие. Откуда-то появилось десятка четыре селян, сидевших в зарослях дрока. Они размахивали дубинками и топорами, бивали пеласгов с наслаждением, с бешеной радостью.
Несмотря на внезапность нападения и на невозможность вооружиться, пеласги оказали яростное сопротивление. Однако им но слишком поздно. Абенир метался, разя сонных железным мечом, как смертоносная молния. Двадцать пять пелиштимских грабителей успели запереться в доме старейшины вместе с хозяином и всей его семьёй.
Эшраэлиты придавили дверь тяжёлыми камнями и кольями, завалили прошлогодней соломой, сушёным навозом и подожгли. Дом запылал, звериные вопли боли и ужаса рвались из оконных проёмов. Каждого, кто пытался высунуть обугленную голову, ждал удар дубины. Догоняли по всей долине тех пеласгов, кто хотел убежать. Над такими издевались: выкалывали глаза, вспарывали животы, отсекали мужской уд и ядра. Некоторые пелиштимские бойцы, успевшие обнажить мечи и добраться до своих страшных секир, бились с воющими от мстительного восторга хебраями до последнего вздоха.
Поднявшееся солнце залило жарким утренним светом дымящиеся селение, сгоревший дом старейшины и триста убитых врагов в домах и вокруг них. Погибло пятнадцать воинов ибрим и восемь местных селян. Многие оказались тяжело раненными. Таких обмыли водой из овечьего колодца, отнесли в похоронную пещеру и закрыли вход неподъёмными валунами. Легко раненных кое-как перевязали обрывками одежд. Напились воды, собрали оружие и им вехи, которые не пригодились большинству беспечных врагов. С пением древних заклинаний, с невероятной семижильной выносливостью отправились торопливо к Гибе, чтобы порадовать своего царя, дорогого Абенирова братца, ненавидимого первосвященником и управителями северных колен Эшраэля.
Успешные действия Абенира обрадовали собравшихся в Гибе. К тому же мстители принесли из Отры бронзовые панцири, шлемы и копья. Пришли с ними два десятка селян, участвовавших в бойне. Они просили принять их в войско Саула.
4
Юный
45
Онагры — дикие ослы, обитавшие в степях Ближнего Востока.
— Хватит скучать и таращить глаза на девчонок. Надо покарябать пелиштимских волков.
— Как «покарябать»?
— Пробраться ночью к лагерю и закидать их камнями. Мы-то будем в темноте, а их у костров хорошо видать. Понятно тебе?
— Понятно, господин мой Янахан. Кто пойдёт с нами?
— Отец не разрешит нам повеселиться, чтобы не рисковать. Мы пойдём с тобою одни. Не струсишь?
— Одни так одни. Я всегда готов.
Юноши взяли с собой ремённые пращи (камней хватало повсюду). Мечи привязали за спиной, чтобы удобней было ползти, и исчезли в ночной тьме. Оставив настороженную Гибу, где подступы к городу постоянно сторожили не меньше двадцати стражей, Янахан и Абиро направились в сторону лагеря пеласгов.
Они ушли после полуночи, а на рассвете увидели дорогу, ведущую к Михмасу.
Дорога шла серединой безлесной долины. Кое-где из-под камней росли высокие пучки жёсткой травы. Солнца ещё не было видно, но правая сторона кремнистой гряды, окаймлявшей долину, начинала освещаться.
Звенели цикады. Ещё завывал где-то вдали шакалий хор. Раздавались предутренние крики фазанов. Каменная гряда местами темнела порослью колючих кустарников. Из расщелины, позванивая, вытекал ручеёк. Взлетали лесные голуби. Насекомые выползали на серый свет утра.
— Не успели затемно, — сердился Янахан, показывая сверху, с острого холма, на огромный лагерь пеласгов, где ещё догорали ночные костры. Лагерь окружали обрывистые скалы, которые переходили в серовато-белый горный массив. Корявые деревья с кривыми ветками казались застывшими чёрными пауками. От высоких скал падали лиловые тени.
Людей в лагере, кроме нескольких часовых, нигде не наблюдалось.
— Начнём вон с того, — сказал Янахан, раскручивая пращу. — Сегодня шакалы воют, будто предвещают что-то. Всё кругом вроде обычно, а будто не так... Правда?
— Не знаю, господин мой Янахан. Но мне показалось: земля раза два вздрогнула. О, Ягбе, помоги нам сохранить жизнь, одолеть врага! — Абиро быстро помолился, выбрал камень и тоже наладил свою пращу.
— Целься лучше. Не то шум поднимем, а толку не будет.
Два камня одновременно ударили в лицо пелиштимского стража. Он упал замертво. Кругом царила тишина, никто ничего не заметил.
— Хорошо, подбираемся ближе, — тихо радовался Янахан, карабкаясь по краю скалы на удобную для броска площадку. — Целься, не торопись. Они нас не видят.