Царь Саул
Шрифт:
— Меня послал Бецер, оруженосец и двоюродный племянник господина нашего и царя, — затрещал подросток, пришёптывая и глотая согласные звуки от чрезмерного усердия. — А Бецеру повелел сам господин наш и царь. А он сказал, чтобы я побежал к тебе, доблестный тысяченачальник и господин, а я побежал и…
— То, что ты прибежал, я вижу, — засмеялся Добид, но внезапно он стал серьёзным и поднялся с ковра. — Повтори повеление царя.
— Тебе следует пойти в крепость, взяв с собой твою арфу. Наш господин и царь желает слушать музыку, потому что сон не приходит к нему. Поспеши, доблестный господин тысяченачальник. А я побегу скорее
— Отец опять зовёт тебя играть на арфе, — со вздохом проговорила Мелхола. — Постарайся ему понравиться. Сделай так, чтобы музыка его успокоила.
— Понравиться царю и успокоить его становится всё труднее. — Добид накинул плащ и надел белую войлочную шапочку. Взял арфу, осмотрел её, кивнул жене. — Жди. Если повезёт, я вернусь живым.
— Не шути так жестоко, Добид.
— Всё может случиться, душенька. Недаром говорится: держись подальше от того, кто имеет власть и может умерщвлять.
Пока Добид с арфой шёл узкими улочками крепости к дому царя, Саул вышел на крышу второго этажа. Ночь постепенно приближалась. Луна явилась из-за холмов и поплыла по чёрному морю низкобокой ладьёй. После жаркого дня глубина ночи казалась прохладной и блаженной.
На царе не было ничего, кроме набедренной повязки. На плечи он накинул льняную жёсткую простыню. Волосы всклокоченной копной спадали ему на плечи, нечёсаная борода сбилась в шерстистый войлок. Саул смотрел вдаль, тяжело дыша волосатой могучей грудью.
По углам крепости зажгли смолистые факелы, освещая квадратные башни и часть стены, на которой застыла бессонная фигура с копьём. «Лучше быть простым воином и не думать ни о чём важном и страшном, стараясь только исполнить свой долг», — подумал Саул. Город засыпал. Неподалёку, во тьме, колючей звёздочкой светил огонёк.
Только что закончилась беседа с Абениром, Ардом, Адриэлем и Янаханом. Беседа эта касалась внезапного нападения одного из идумейских племён на самый южный город колена Шимонова Хацаршубал. Надо было срочно собрать войско и идти к шимонитам, освобождать их от идумеев. Сначала уговорились послать Арда, Адриэля и Янахана. Потом, вспомнив о своём намерении погубить Добида в сражении, царь отменил этот договор. Он кликнул Бецера и велел послать за бетлехемцем.
— Ард и Янахан, идите спать, — хмуро приказал Саул. — На Хацаршубал пойдут Абенир, Адриэль и... наш красавчик-зять Добид.
Ард поклонился и вышел из царского дома. Помедлив, покинул отца Янахан. Он немного досадовал, что царь не доверил ему поход против идумеев. Кроме того, он почему-то особенно тревожился о судьбе друга. Последнее время любое упоминание его имени вызывало на лице царя гримасу (почти судорогу) сильного раздражения. Янахан несколько раз вступался за Добида, расхваливая его воинские заслуги. Однако Саул прерывал сына с угрюмым видом и ничего одобрительного в отношении Добида не хотел слышать.
Отойдя от царского дома, Янахан увидел Добида с арфой под мышкой. Поздоровавшись, Добид спросил:
— Каково здоровье нашего господина и царя? Он спокоен? Дух сомнения и гнева не терзает его?
— Отец очень сердит, — сказал Янахан. — Хочет послать тебя к шимонитам, чтобы укротить идумейских шейхов. Они осади ли там один город. Вообще у него опять бессонница. Надо ему поиграть, но будь осторожен и внимателен. Около ложа теперь постоянно стоит копьё.
— Благодарю, мой друг, за твоё беспокойство обо мне. Но всё в воле бога нашего. Помолись за меня.
— Я не уйду далеко. Останусь рядом в помещении, где ночует сменная стража. Загляни потом. Расскажешь, как будет принята царём твоя игра.
— Хорошо, я загляну, — согласился Добид, — если смогу.
3
Царь сидел на низком ложе. Рядом стояло прислонённое к стене копьё и курился, мерцая красным угольком, бронзовый треножник. Саул закутался в простыню с головой. Он напоминал в полумраке громоздкое белое привидение, явившееся в дальнем углу.
Абенир и Адриэль молчали, ожидая прихода бетлехемца. Бецер в прилегающем коридоре вполголоса разговаривал со стражниками.
Саул с трудом переводил дыхание. Бессонница сторожила его, не давая забыться ни на мгновенье. Тело горело в лихорадке, необъяснимая тревога постоянно сжимала сердце и клубилась болью в мозгу.
Вошёл Добид с арфой, поклонился царю и произнёс установленную фразу приветствия. Саул зашевелился в своей простыне.
— Дерзкие идумеи напали на колено Шимоново, осадили город, угнали несколько овечьих отар, — сказал он больным голосом. — В Идумее из-за жары засуха, голод. Они не уймутся, пойдут дальше в пределы Эшраэля. Надо остановить их и рассеять. Ты, Добид, и Адриэль со своими тысячами выступите завтра с утра. Абенир тоже возьмёт две тысячи наших бениаминцев и будет для вас обоих старшим. Его приказ — моя воля. Понятно, нить мой Добид?
— На глазах и в сердце своём, господин наш и царь. Завтра исполним твою волю, — сказали Абенир и Адриэль. Добид приложил руку ко лбу и груди, но промолчал.
Царь посмотрел на него пристально и злобно засопел. Выступил Абенир и заговорил:
— Я уничтожу этих бродяг, заплетающих косу на затылке и стригущих волосы на висках. Я захвачу их шатры и возьму верблюдов. Будут они кричать от отчаянья, ибо ужас станет преследовать их повсюду. Дочери их будут обесчещены. Им останется только рыдать, опоясавшись изорванными лохмотьями, и скитаться по огородам селений, прося горсть зерна и сгнившую редьку для пропитания. А сердце самых храбрых идумеев будет как сердце женщины при родах. Страх овладеет ими, боль и муки испытают они, когда попадут в мои руки. Стада их будут расхищены, дети затоптаны моими воинами. И место главного идумейского селения Ашора станет вечной пустыней и жилищем шакалов.
— Да, да, так и сделай, Абенир! — прохрипел Саул. — Не щади никого, убей всех, кто не успеет убежать!
— Я сам отрежу головы идумейским шейхам и принесу тебе, — пообещал Абенир. — Надо будет повесить их над воротами Гибы. Пусть обрадуется наконец первосвященник Шомуэл, ха, ха!
— Убей всех, мой верный Абенир! — подхватил царь, и красный отблеск от треножника отразился в его глазах. — А сейчас ступай, завтра на рассвете в поход. Идите с Адриэлем спать. Ты же, Добил, останься пока. Ты сыграешь на своих струнах. Пусть музыка размягчит моё сердце и облегчит мою душу. Но играй печальные, тихие, жалостливые песни. Звуки веселья мне тягостны и невыносимы. Горе тебе, если ты не растрогаешь меня, а застывшие в глазах слёзы не прольются по щекам мне на бороду.