Царь Живых
Шрифт:
Дар молчит.
Глава 2
Маленький северный городок.
Грязноватый. Но что-то светлое есть. И мертвых не так много…
Голод.
Простое человеческое чувство. Проще – только желание облегчиться. Но это – у сытых.
Ящики.
Грязные. Деревянные. Длинный ряд. У ящиков – люди. На ящиках – товар. Детище рыночной экономики. Плод (или выкидыш?) сна разума г.г. Гайдара и Чубайса.
Джип американской полиции стоит на земле. Ящика нет.
Марья.
Андрюшка рядом. Губа закушена. Слезы на глазах. Он не похож на Царя Живых.
Упитанный мужчина с брезгливой усмешечкой. И с отпрыском. Ревизует ящики. Он так и прошел бы мимо – с усмешечкой. Но отпрыск тянет рукав.
И (ликуйте, младореформаторы! работает ваша модель!) – Акт*.
Акт купли-продажи.
Чуть рваная купюра – туда.
Джип – обратно**.
Дешевое кафе. Голод отступает на заранее подготовленные позиции.
* Предупреждаю, кадет! Еше намек на эту тему – и ваш ближайший акт состоится с туалетом второй роты. После отбоя. С зубной щеткой в руках. Заодно даю вводную: дежурившие вчера по кухне наказаны. Вторая рота освобождена от строевой подготовки. У всех что-то с желудками. И с кишечниками.
** Отставить предупреждение! Отставить туалет! В чем-то вы правы, кадет… туда-обратно… И у Чубайсов с Гайдарами как у людей… Кто бы подумал…
От каждого человечишки, пусть самого гнусного и омерзительного, пусть вызывающего оторопь своим существованием и недостойного существовать, – может остаться что-то хорошее.
Маленькое.
Крохотное.
Но может.
Вот и от Тарантино осталось.
Дар молчал. Легкий путь привел в тупик. Надо работать головой. И, когда придет время, – руками.
План Вани был прост: найти Наю, красивую девушку с черными как ночь волосами. И, найдя, спросить прямо: она вампир? убивала людей?
Если ответит “да” или солжет, то…
Быстро и сразу.
Правда, где-то на периферии сознания крутились мысли о неведомых ему (а кому ведомых?) способах лечения вампиризма. Слишком красива была Ная… Убивать оскалившу-юря человекокрысу легче.
Теперь Ваня думал, как разыскать ее. Разыскать без помощи дара.
Он пока не знал, что главное не это, потому что проснулся Царь Мертвых.
И голоден.
Наверное, из Прохора смог бы получиться неплохой солдат. Даже командир – мазилками по крайней мере он руководил толково.
А еще – он умел ждать. И – не давать волю эмоциям. Многие, знавшие Прохора, скажи им такое – удивились бы. Не поверили. Зря.
Все эмоционально-матерные тирады, и судорожно сжимающиеся кулаки, и удары этими кулаками по столу и ногами по подвернувшимся предметам – все это было приемом. Тактическим.
Не для демонстрации другим – хотя и на них эффект производило. Для себя. Чтобы спустить пар в свисток. Чтобы не убить – прямо тут и сейчас.
Когда Прохор смотрел в почерневшее нутро своего сейфа – никаких внешних проявлений не было. Пар ушел внутрь. Но Прохор не взорвался от этого внезапного скачка давления – не схватил винтовку и не бросился убивать виновных. Или невиновных – кто подвернется. Пар сжался в крохотный, не больше пули, комок – но давление внутри пули было чудовищным. Пуля сидела под сердцем.
Прохор стоял и молчал – в той же позе, у раскрытого сейфа. Могло показаться, что он потерял способность двигаться и думать. Но мозг работал, хотя и давал некие сбои в логике.
Прохор не верил в совпадения. Не верил, что в охотничьем домике взяли и наложились в пространстве-времени сразу два маловероятных события. Не верил, что Ваня оставил ему послание (смысл послания был однозначен, Прохор давно и недобро приглядывался к Ване) и мирно удалился – а таинственный некто, почти в то же время, неведомым способом вскрыв надежнейшие замки и отключив в принципе неотключаемую сигнализацию, забрался в “Хантер-хауз”. Забрался с единственной целью – уничтожить любовно собранную коллекцию Прохора.
Про мазилок, имевших ключи, Прохор даже не думал. Те хорошо его знали – и боялись. На такую опасную для жизни шутку мазилки не решились бы.
Ключи еще были у Вани и Полухина.
Но последнего Прохор отмел решительно и сразу. Кишка тонка.
Оставался Ваня. Даже без демонстративно выложенного на стол футляра других вариантов не было. Оставался человек, научивший Прохора всему – всему, что тот сейчас считал своей жизнью, своей настоящей яркой жизнью (остальное – семья, работа – мелькало дурным полусном). Человек, которого он опасливо уважал, даже побаивался… А теперь – перестал. Увидев сейф и футляр – перестал… Особенно футляр.
(Ваня ошибся в одном. Даже веря, что цель твоя чиста, а знамя свято, – нельзя ставить в строй кого угодно. Сначала делают Воинами, а потом дают в руки оружие…)
Прохор стоял. Думал.
Наверное, из Прохора смог бы получиться неплохой солдат.
Мозг работал четко, несмотря на всю глубину стресса, – но некоторые сбои в логике все же были.
Потому что он решил убить Ваню.
Но, заодно, – и Полухина.
Хочу воззвать к вам, господа с чистыми руками и добрым взглядом из-под очков, любящие жить и не любящие побеждать.
Кто вам говорит, что я рассказываю про солдат?
Все говорят?
Вы не любите солдат…
Понимаю…
Да, конечно, солдаты это кровь, и грязь, и смерть, и грохочущие сапоги, и плач детей, и пылающие дома, и расколотое небо, и недоцелованные парнишки, идущие на убой…
И распятый Бог.
Понимаю. Залитые пивом гамбургеры в вашем чреве испуганно булькают, когда по улицам гремят сапоги. И окно Интернета уже не кажется вам спасением.
Да и сам я к солдатам – не очень. Нужны, кто бы спорил… Так и ассенизаторы нужны, но запах, господа, запах!