Царь Зла
Шрифт:
Он хотел встать. Сломленная нога была страшно тяжела, как будто налита свинцом. При каждой попытке приподняться он снова падал на землю, и каждый раз боль становилась все более жестокой.
Наконец, будучи не в силах уже терпеть ужасные, нестерпимые страдания, он в изнеможении опустился на землю и закрыл глаза. Крупные жгучие слезы текли по его искаженному муками лицу.
— Умереть! — прошептал он, прерывающимся голосом. — Я должен умереть! Ах! Бискар! Бискар! Это ты меня убиваешь.
Потом мысль его вернулась к «Поджигательнице».
—
Этот великан во многом походил на ребенка.
— Как хочется пить! — произнес он.
Он взял в руки ком грязи и жадно поднес ко рту. Но потом с отвращением выплюнул. Запах плесени был невыносим. Вдруг он вздрогнул. Ужасная, раздирающая душу мысль внезапно пришла ему на ум.
Это доброе дело, которое он мечтал совершить, как высшее искупление прошлых заблуждений, несмотря на все ero усилия, ускользало от него!
Если он хотел сейчас бежать, то для того только, чтобы спасти Жака, чтобы во всем признаться его матери!
Но Теперь, теперь нечего было и думать об этом Все было напрасно! Злополучный рок стал союзником Бискара! Жак был осужден на смерть.
Открыв глаза, Дьюлуфе представлял себе эту ужасную сцену. Жак, которого он знал с детства, Жак, с отрезанным воротом рубашки, с обнаженной шеей и плечами, приближающийся к эшафоту, и там палач! Помощники! Ремни! Нож, с быстротой молнии наносящий роковой удар!
Сердце бедняги разрывалось на части. Он обезумел от ужасных страданий, физических и нравственных.
— Проклятие! — простонал несчастный безумец, разражаясь рыданиями.
И он впал в сильный, продолжительный обморок, походивший на смерть.
Сколько времени пробыл он в этом состоянии, распростертый на земле, дрожа и стуча зубами от лихорадки, он не мог знать.
Вдруг к нему снова вернулось сознание. Холодный воздух тюрьмы вызвал легкий озноб. Бессознательно привстал он немного, облокотившись на локоть. Он был в полном изнеможении.
Через минуту он поднял голову.
Он лежал в углу, опершись головой о стену.
Ему казалось, что рядом происходит что-то странное.
Быть может, все это только чудилось его расстроенному, разгоряченному мозгу?
Он стал внимательно прислушиваться.
Он не ошибся! Нет до него действительно доходил человеческий голос, слабый, как стон.
Так, значит, он был не единственной жертвой, обреченной на эту ужасную смерть? Кто же был этот бедняга, что хрипел в нескольких шагах от него?
Он продолжал прислушиваться.
Сомнений больше не было. Снова послышался крик, на этот раз сильнее, громче прежнего. Был ли это вопль о помощи. Но откуда же мог ждать ее несчастный, заживо похороненный в этой
Но вот жалобный стон обрывается странным образом.
Теперь слышны уже не вопли, а громкая веселая песня! Право, у заключенного должны быть здоровые легкие.
С трудом удалось Дьюлуфе кое-как усесться и приложить ухо к стене.
Теперь он мог ясно разобрать слова песни:
Эй, ты, курносая! Не хлопочи.' Меня скорей от горя облегчи, И не запаздывай, смотри!Тут голос на минуту смолк, потом продолжал: Ого, моя сердечная!
Я ваш покорнейший слуга. Берите мое сердце грешное. Вас жаждет вся моя душа! Эй, ты, курносая! Не хлопочи! Меня скорей от горя облегчи, И не запаздывай, смотри!На последних словах Дьюлуфе что есть мочи закричал: «Ко мне! Помогите!»
Голос тут же смолк.
Дьюлуфе повторил свою отчаянную мольбу.
Но, должно быть, сосед его был человек недоверчивый: он теперь хранил глубокое молчание.
— Проклятие! — проворчал Дьюлуфе.
Пристальным взглядом окинул он помещение, пронизывая глазами окружающую густую мглу.
Чего искал он? Он и сам не сумел бы ответить, но верил, что чудесная помощь не замедлит явиться ему в стенах этой ужасной тюрьмы.
Несмотря на страшную боль, ему необходимо было движение. Бездействие и неподвижность угнетали его. Не в силах подняться на ноги, он пополз.
Вдруг он наткнулся на железный прут, который стал причиной его неудачного падения.
— Черт возьми! — воскликнул он. — О! Я знал, что не все еще потеряно!
Держа в зубах прут, он снова ползком придвинулся к стене.
Он делал сверхчеловеческие усилия.
Все силы этого могучего и дикого существа сосредоточились на этой последней отчаянной попытке.
Уже вторые сутки этот человек, обладавший волчьим аппетитом, ни крошки не держал во рту.
Вторые сутки лежал он в этой ужасной яме, истекая кровью.
Перелом бедра причинял ему ужасную боль, которая с каждой минутой делалась все сильнее и сильнее.
Но Дьюлуфе не хотел уступать. Обеими руками ухватился он за железный прут и, что было сил, начал бить им в стену.
Труды его увенчались успехом. Разрыхленный сыростью песчаник крошился под ударами ржавого, но тяжелого железа.
Голос соседа смолк. Слышался только глухой стук прута о стену.
Пот выступил на лбу у бедного Дьюлуфе. Судорожно сжав губы, продолжал он борьбу, двойную борьбу: с невыносимой болью и с прочностью стены, отнимавшей его последние силы.