Царетворец. Волчий пастырь
Шрифт:
И я уверен, что вернул Десмонд меня не за тем, чтобы попросить прощения – а вернул определенно как инструмент, который должен ему помочь подняться на очередную ступень.
Инструмент, кстати, в лице меня был категорически против. Но для того, чтобы об этом заявить – делом, а не словом, мне нужно для начала хотя бы понять, куда я попал и зачем Десмонд обратился к Реке Крови предков. Понять, что за нужда заставила его отправить в Посмертие собственного внука?
Между тем Десмонд, под моим внимательным взглядом, сухо сглотнул.
– Так
От слова «брат» Десмонд заметно вздрогнул.
– Я сказал, что убил тебя в честном поединке.
– Ты. Сказал. Что убил меня… В честном поединке, – раздельно, все еще осмысливая услышанное, говорил я, шаг за шагом подходя к нему ближе.
Одно откровение за другим – не знаю даже, что меня больше поразило. То, что Дес стал канцлером Палаты лордов, или то, что он так нагло соврал отцу.
– Да. Я сказал, что убил тебя в честном поединке.
– Какая же ты мразь. Брат.
– Я сделал это ради благополучия Дома! И сделал это ради…
Десмонд прервался на полуслове – хакнув, он согнулся, прижав руки к животу.
А парнишка этот… Кайден, хоть и разодет как шлюха из-под красных фонарей Любека, физически – для еще не принявшего посвящение, подготовлен неплохо. Явно прошел полный курс трансмутации и занимался с хорошими, если не лучшими мастерами меча.
«Неплохо» – в смысле недосягаемо для обычного человека. Но не для индигета первого сословия и тем более не для той планки умений первого меча Запада, на которой я закончил жизнь.
– Я сделал это ради… – вновь заговорил Десмонд.
Я снова ударил его. Несколько раз, а завершающий апперкот в подбородок заставил Десмонда замолчать. Пошатнувшись, он с трудом удержался на ногах.
– Молчи, лучше. Брат, – сказал я, как плюнул. – Молчи, а то не все твои зубы доживут до намечающегося нашего с тобой серьезного разговора.
Кулаки непроизвольно сжимались и разжимались. Страсть как хотелось кого-нибудь убить.
– Я! Сделал это! Во имя благополучия нашего… – Десмонд выпрямился и ощерился, показав окровавленные из-за рассеченных десен зубы.
Вот упрямый, а?
Договорить я ему не дал. Носком ботинка врезал в голень, обработал уже длинной серией ударов, как по манекену, и добавил пару раз коленом в голову. Десмонд едва не упал, пошатнувшись и присев на одно колено. Но не упал.
– Перед лицом богини и предков я попросил тебя молчать, – тяжело дыша, сквозь зубы произнес я. – Или я тебя сам здесь просто убью, а содержание нашего предстоящего важного разговора пройдет мимо меня.
Десмонд, скривившись, положил руку на колено, затем оттолкнулся, выпрямился и поднялся.
– Я не сопротивляюсь тебе, заметь. Я действовал в своем праве, и если ты продолжишь меня бить…
Хлесткий прямой удар, и действительно потерявший пару зубов (а я ведь предупреждал) Десмонд дернул головой. Отступать ему было уже некуда и затылком он ударился о каменную стену зала.
– Я тебя попросил молчать.
Избиение не имело никакого смысла. И я понимал, что Десмонд сейчас, через сто девятнадцать лет – единственная возможность узнать кусочек правды о происходящем там, в мире за пределом алтарного зала. Узнать о новых реалиях нового для меня времени.
Но в то же время я не хотел слышать его голос. Не хотел оставить последнее слово за ним – тем более последнее слово в оправдание воткнутого им мне в спину отравленного красным лириумом меча.
Десмонд всегда был упрямым, как и все в нашей семье. И никогда не терпел, когда кто-то в беседе с ним, по его мнению, неправ. Импульсный звук силового поля, резкий взмах руки, и я отпрыгнул от мелькнувшего перед лицом фамильного меча, который материализовался в руке Десмонда.
– Я сейчас сильнее тебя! Я понимаю твои чувства, но больше не позволю избивать себя как…
Мои возможности сейчас – смех по сравнению с правильно воспитанным и владеющим индигетом, прошедшим посвящение. Но кое-что от своего тела я все же добился – и мне, против Десмонда, который всю жизнь занимался политикой, а не войной, этого хватило.
Скользящим шагом, в раскачке маятника рвано меняя скорость движения, я врубился прямо в центр поставленного им силового щита. Кожу ожгло болью – я как будто протискивался среди острых шипов. Десмонда мой маневр застал врасплох, наверное, никогда не сталкивался с таким. Я же в полупируэте прошел совсем рядом с мечом, коснувшимся обжигающе холодным лезвием моей щеки – и через миг раздался сухой треск кости.
Десмонд глухо вскрикнул от боли и выронил из сломанной руки меч. А после, после моей подсечки, упал сам. Он сразу попытался подняться, но я вбил ступню ему в затылок, так что его лицо со звучным шлепком ткнулось в каменный пол.
– Не позволит он… позволялка за сто девятнадцать лет так и не выросла, – сплюнул я густую, ставшую красной слюну. Преодоление импульсного силового щита даром не прошло: кровь бежала из носа и из лопнувшей брови, во рту появился резкий медный привкус. Но это сейчас казалось настолько мелочью, что я даже почти не замечал.
Десмонд, хрипя – все же упрямство у Рейнаров в крови, вновь попытался подняться на четвереньки, и вновь – после того как я толкнул ступней его затылок, врезался лицом в каменный пол.
– Я спартанец, даже в этом хилом теле! – упав на колени рядом с ним, за волосы я поднял его голову, глядя в залитые кровью глаза. – Такой как ты может меня убить только исподтишка. Ты слышишь? Ты слышишь меня… брат?
Десмонд что-то прохрипел, а я опустил его голову и, выпрямившись, не справился с собой. Рванувшаяся ярость – «сто девятнадцать лет!» – захлестнула разум, и я несколько раз ударил его ногой. Совсем не сдерживаясь – на все имеющемся в новом теле силы. После пятого или шестого удара остановился. Тяжело дыша и сам уже хрипя, как после первого преодоления дистанции на полигоне новичков-кандидатов в Корпус.