Царев врач, или Когда скальпель сильнее клинка

Сапаров Александр Юрьевич

Упарили меня мои помощники в хлам. Я даже не помнил, как меня притащили в спальню и уложили в кровать.

Утро пришло незаметно, голова моя от похмелья еще не страдала, и поэтому я спокойно встал, оделся. Слава богу, к этому привыкли, и никто не совался, чтобы помочь мне одеваться. Отстояв с охраной литургию в церкви, я наконец смог приступить к разгребанию завалов, появившихся за время моего вынужденного отсутствия.

Опять я себя клял, что никак не могу распределить обязанности среди своих подчиненных, чтобы не совать каждый день нос в их работу.

Первым делом я пошел смотреть на постройку печи для варки стекла. Печь строилась одновременно с небольшим каменным

зданием, в котором она должна была стоять. Кстати, за это время уже выяснилась причина, по которой наш мастер был вынужден бежать с острова Мурано. И поняли это все по его поведению. Уже не оставалось ни одной женщины в усадьбе, которой бы он не предложил свои услуги. Но свободные девки, раззадоренные моим обещанием огромного приданого, не торопились отдаваться пылкому итальянцу, и условия у всех были одни – примешь нашу веру и женишься, тогда будем твоими утром, днем, вечером и вообще когда захочешь. Но пока огорченный всеобщим отказом итальянец не спешил сдаваться. Хотя поговаривали, что он вот уже три дня не отходит от Верки Маньшевой, дочки одного из сторожей. Ростом Верка была со стрельца и весила пудов шесть, при виде этой девицы наш Гильермо просто таял как воск.

Так что видимо, на острове Мурано его ждала толпа брошенных женщин, месть которых показалась ему более страшна, чем стакан расплавленного стекла, залитого в горло, который, как рассказывали, был гарантирован стеклодувам, сбежавшим оттуда.

Печь, на мой непрофессиональный взгляд, строилась вполне удовлетворительно, и я пошел посмотреть, как выглядит класс для моих будущих лекарей.

Да, увы… Класс, конечно, был не такой, как хотелось бы, но на первое время и такое помещение вполне могло сойти. Тем более что имелось вполне четкое распоряжение царя насчет обучения живописцев, так что если будет возможность, придется расширить классные помещения. К тому же будущим живописцам вначале придется заняться приготовлением красок для себя любимых. Ведь не будем же мы покупать краски для учебы!

Сегодня у меня оказался относительно спокойный день. Все больные, нуждающиеся в лечении, были записаны на утро следующего дня.

Так что сегодня я решил все-таки выслушать своих помощников.

Совещание было решено провести в моем кабинете.

Я сидел во главе стола с пачкой страшноватой желтой бумаги, на которой планировал записывать все, что необходимо сделать.

Первым, как обычно, рвался доложить мой ключник. Он сообщил, что в данный момент у нас в усадьбе строится сразу несколько объектов, из-за чего возрастает опасность пожаров. Правда, печь для варки стекла возводится в каменном здании, но перекрытия все равно будут деревянные. Я отметил себе, что надо уточнить эти проблемы с каменщиками. Потом разговоры перешли на новую вотчину. Весь ее «руководящий состав» был схвачен вместе с боярином на границе с Литвой, сейчас сидел в уютной тюрьме и ждал решения своей участи, а два села и десяток деревень пребывали в полном недоумении. Поэтому было решено срочно отправить гонца в наше Заречье – с тем, чтобы вызвать старосту Лужина в Москву и заключить с ним ряд на должность тиуна, дабы он смог на законных правах осуществлять руководство обеими вотчинами. А также я хотел обговорить с ним вопрос о лавках в Москве, в которых наши крестьяне могли бы продавать свои изделия, если такие у них будут, а не отдавать их за бесценок приезжим купцам. Нам с Федором казалось, что Лужин с удовольствием возьмется за эту работу, вот только, как выразился Федор, глаз да глаз за ним нужен. Почует, что присмотру нет, делов натворит.

Когда Федор начал разговор про доходы-расходы, я сказал, что этот вопрос мы с ним обговорим отдельно. И предложил доложить Антону, как дела в нашей мастерской. Тот сообщил, что в мастерской-лаборатории произошло полное

затаривание спиртом и эфиром, поскольку я пока запретил продавать все это. Хотя со стороны многих лекарей поступали просьбы о продаже дурман-водки и спирта. Но с моей стороны пока ничего не было сделано для легализации такой продажи, и если в ближайшие дни я этого вопроса не решу, то дальнейшее производство можно будет останавливать, поскольку для внутреннего потребления всего произвели в избытке. Кроме того, переработали две бочки золы от водорослей, и получившийся йод лежал в глиняной бутылке с залитым смолой горлышком, как я и велел. Кроме того, в Москве из-за наших закупок поползла вверх цена на купоросное масло, и если бы боярин придумал, как его делать самим, было бы очень неплохо.

Я спросил, как дела у его учениц, и Антон доложил, что наркоз собакам они уже дают вполне успешно, правда, для начала пришлось девок слегка поучить. Благо розог у него в запасе всегда много.

Федор в ответ на это сказал, что Антоха не тем местом учит девок, на что мы все вместе поржали, и только Гильермо в недоумении переводил глаза с одного на другого, не понимая, чего мы развеселились. После того как мы переодели нашего стеклодува в обычную одежду, да еще он перестал подстригать бороду, внешне итальянец абсолютно не отличался от наших мужиков.

А вчера вечером Верка Маньшева якобы многозначительно заявила подругам, что приданое от боярина у нее почти уже в сундуке и что Гильермо готов идти в церковь. А водку он пил уже точно так же, как все остальные, и по виноградному вину особо не тосковал.

Итак, мы составили расписание учебы наших лекарей и художников, только вот последних еще не было в наличии, я даже не знал, откуда их нужно будет набирать, может, в этом мне поможет митрополит?

Я опять с пятого на десятое попытался объясниться со своим стеклодувом и выяснить, как долго он планирует стройку и что ему еще для этого нужно. Эти объяснения заняли много времени, но все-таки я кое-что понял.

Когда закончили все обсуждения, я приказал накрыть стол, и мы, пригласив еще и начальника охраны, немного посидели. Фекла крайне неодобрительно следила за моим панибратством с персоналом, но молчала в тряпочку.

Я, к своему удивлению, не напился и потом еще долго сидел и думал о том, как много предстоит сделать и как много препятствий на этом пути.

Утро вновь принесло свои заботы, все уже узнали, что моя работа у царя закончена, и сразу же повалили желающие удалять зубы, бородавки и прочее.

Теперь мне было легче, в том плане, что кроме Антона у меня имелось еще две девушки, которые уже не падали в обморок при виде клещей и прочего пыточного инструмента. Напротив, они внимательно следили, как Антон дает наркоз. К тому же девушки готовили пришедших женщин к лечению, помогали раздеваться и прочее, прочее, так что в результате не надо было пускать кучу посторонних в пусть не стерильное, но все-таки хорошо подготовленное помещение. Все наши балахоны ежедневно стирались и кипятились. Вначале это вызывало море вопросов, но сейчас все уже вошло в норму.

Справившись со всеми больными до обеда, я велел заложить возок и в сопровождении охраны отправился с визитом к митрополиту Антонию. О визите я договаривался заранее, заранее говорил и о его цели, так что мог быть уверен, что меня ждут.

Пройдя в покои митрополита, я подошел под его благословение, затем мы уселись за стол и начали длинный разговор. Антоний был в курсе всех событий, знал и то, что я набрал несколько человек для учебы на лекарей, и то, что по распоряжению царя должен учить несколько человек писать портреты. К тому же он был в курсе отданного мною приказа по поводу венецианца, и, видимо, его это не разозлило, потому что владыка сказал: