Царевна Льдинка. Рождественские сказки русских и зарубежных христианских писателей
Шрифт:
Жена новосёла горько во всём раскаялась. Когда утром она пошла в хлев задать овцам корму, то увидела, что там побывали волки и не оставили ни одной овцы.
– Это только начало расплаты за содеянное нами зло, – сказал хозяин. – Теперь нам остаётся лишь горько каяться.
Никто так и не узнал, куда пропала Звездоглазка. Ведь рядом с сугробом, в котором она лежала, был лыжный след, может, какой-нибудь путник забрёл в эту глухомань, нашёл дитя и взял его с собой. Остаётся думать, что так оно и было, только никто не ведал, кто был тот путник и куда он увёз Звездоглазку, где она обрела свой новый дом; хочется надеяться, что ей там живётся лучше, что она принесла счастье этому дому и по-прежнему видит то, чего не видят остальные.
Сакариас Топелиус
Сампо-Лапчонок
Жил-был старый лапландец со своей женой лапландкой. А знаешь ли ты, кто такие лапландцы?
Лапландцы – это народ, который живёт на самом севере, гораздо севернее шведов, норвежцев и финнов. Там нет ни лугов, ни хороших лесов, ни настоящих домов, а есть одни громадные пустынные болота, высокие горы и маленькие шалаши; в них люди заползают через маленькие отверстия. Вот там-то и живут лапландцы. Удивительная это страна. Полгода у них царит почти беспрерывный свет, и летом солнце совсем не заходит; а почти полгода страна находится во мраке, так что звёзды светят зимою весь день. Зима продолжается десять месяцев, и всё время стоит хороший санный путь; тогда маленькие лапландцы и лапландки катаются по снегу на саночках, которые называются «пульками», и в эти пульки впряжены не лошади, а олени. Видел ли ты когда-нибудь северного оленя? Он величиною с небольшую лошадь, шерсть у него серая, шея короче, чем у лошади, на небольшой красивой голове большие ветвистые рога, глаза у него большие и ясные. Он несётся по горам и холмам с быстротой ветра, и тогда копыта его постукивают друг о друга.
Итак, жили-были лапландец с лапландкой. Они жили в глубине Лапландии, в местности, называемой Аймио, на большой реке Теноиоки, или Тана. Эту реку ты найдёшь на карте Финляндии на самом севере, где обозначена и Лапландия. Эта местность пустынна и дика, но лапландец и лапландка были уверены, что нигде нет такого белого снега, таких ясных звёзд и такого великолепного северного сияния, как в Аймио. Они построили себе шалаш такой, какой обыкновенно строят лапландцы. Настоящие деревья не растут в тех краях, там растут только маленькие, чахлые берёзки, скорее похожие на кусты, нежели на деревья. Откуда же достать лес для избы? А потому лапландцы взяли тонкие, длинные жерди, воткнули их в снег, а верхние скрещенные концы их связали. Жерди они покрыли оленьими шкурами, и получилось таким образом нечто вроде серой сахарной головы, – и вот шалаш готов. В верхушке этой сахарной головы они сделали отверстие, чтобы выходил дым, когда они разводили в шалаше огонь; а внизу шалаша с южной стороны оставили ещё одно отверстие, через которое можно было вползать в шалаш и выползать из него. Таков был шалаш лапландцев, и они находили его тёплым и уютным и чувствовали себя в нём прекрасно, хотя у них не было для спанья ни кроватей, ни даже пола, а только голый снег.
У лапландца с женой был маленький мальчик, которого звали Сампо, что по-лапландски означает «счастье». Однако у Сампо прибавилось скоро ещё второе имя. Однажды в его шалаш пришли чужие люди в больших шубах и попросили пристанища на некоторое время. У них были с собой белые твёрдые кусочки снега, каких лапландка никогда раньше ни видала; чужие люди их называли сахаром. Они дали несколько кусочков этого сладкого снега Сампо, похлопав его при этом по щеке и приговаривая: «Лапчонок! Лапчонок!» Больше они ничего не могли сказать понятного, потому что не говорили по-лапландски. А потом эти люди отправились дальше на север, к Ледовитому океану, на самый северный мыс Европы, который называется Нордкапом. Старой лапландке очень понравились эти чужие люди и их сладкий снег, а потому она начала с тех пор называть своего сына Лапчонком.
– Я нахожу, что имя Сампо гораздо красивее, – говорил с досадой старый лапландец. – Сампо означает счастье и богатство, и, послушай меня, мать, не порти ты этого имени! Вот увидишь, что наш Сампо сделается со временем королём лапландцев и будет царить над тысячью оленями и пятью десятью лапландскими шалашами. Вот увидишь, вот увидишь!
– Да, но мне очень нравится имя Лапчонок, – сказала лапландка.
И она продолжала называть мальчика Лапчонком, а старик называл его по-старому Сампо. Надо сказать, что мальчика ещё не крестили, потому что в тех краях тогда не было священника ближе чем на расстоянии двадцати миль.
– На будущий год мы поедем к священнику окрестить мальчика, – говорил время от времени старый лапландец.
Но на будущий год являлись какие-нибудь препятствия, путешествие к священнику откладывалось, и мальчик оставался некрещёным.
Сампо-Лапчонок был маленький, коренастый мальчик лет семи-восьми; у него были чёрные волосы, карие глаза, вздёрнутый широкий нос и большой рот с толстыми губами, совсем как у папаши; в Лапландии это считается красивым. Для своих лет Сампо был очень самостоятелен и ловок. У него были маленькие лыжи, на которых он спускался с крутых берегов Таны; был у него также свой собственный маленький олень, и он запрягал его в свою собственную пульку. Ах, как взвивался вокруг него снег, когда он нёсся на своём олене по высоким сугробам!
Маленького Лапчонка совсем не видно было из-за снежных облаков, только мелькал сквозь белую дымку его чёрный хохолок.
– Я не успокоюсь до тех пор, пока не окрестим мальчика, – сказала старая лапландка. – На него могут напасть волки в горах. Или же он встретит оленя Хиси, с золотыми рогами, и тогда – Боже спаси того, кто не крещён.
Сампо услыхал, что говорила мать, и его заинтересовал олень с золотыми рогами.
– Вот, должно быть, великолепный олень, – сказал он. – Хорошо бы поехать на нём прямо на Растекайс!
Растекайс – это очень высокая, пустынная гора, которая видна не только из Аймио, но и на пять или на шесть миль кругом.
– Перестань болтать вздор, дурной мальчик! – бранила его мать. – На Растекайсе колдовское гнездо, и там живёт Хиси.
– Хиси? Кто это такой? – спросил Сампо.
Старая лапландка смутилась.
«Что за уши у этого мальчика! – подумала она. – И зачем это я говорю при нём о таких вещах? Но не мешает раз навсегда отбить у него всякую охоту подниматься на Растекайс».
И она сказала:
– Милый Лапчонок, никогда не езди на Растекайс: там живёт великан Хиси, страшный горный король, который зараз проглатывает целого оленя, а маленьких мальчиков он проглатывает целыми кучами, как комаров.
Сампо глубоко задумался над этими словами, но ничего не сказал. Про себя он подумал: «А интересно было бы посмотреть на такое диво, как горный король, – но только издалека!»
Прошло уже недели три или четыре после Рождества, а в Лапландии всё ещё царила тьма. Не было ни утра, ни полудня, ни вечера – была одна только беспрерывная ночь; луна сияла, северное сияние горело на тёмном небосклоне, а яркие звёзды беспрерывно светили целые сутки. Сампо заскучал. Он так давно не видал солнца, что почти забыл, какое оно; а когда кто-нибудь заговаривал о лете, то Сампо вспоминал только, что летом много бывает комаров и что они его чуть не до смерти заедают. И Сампо полагал, что лето могло бы никогда и не наступать, лишь бы настолько рассвело, что можно было бы кататься на лыжах.
Однажды, около полудня, старый лапландец сказал:
– Иди-ка сюда, я тебе что-то покажу!
Сампо выполз из шалаша и посмотрел на юг, куда указывал отец. На небе, на самом краю, он увидал узенькую красную полоску.
– Знаешь ли ты, что это такое? – спросил его отец.
– Это южное сияние, – сказал мальчик; он хорошо знал страны света и понимал, что северное сияние не могло быть на юге.
– Нет, – сказал отец, – это предвестник солнца. Завтра или послезавтра нам удастся, может, увидать и само солнце. Посмотри, как странно красный свет освещает вершину Растекайса!