Царевна-лягушка для герпетолога
Шрифт:
— Я думал, вы уже доехали до Калинова моста, — едва кровотечение остановилось, напустился на нас Лева, пока я, насколько это было возможно, приводила его одежду в порядок.
Обычной воды из колонки в Красной слободе мы запасли с избытком, но ее приходилось тоже экономить, чтобы хватило в пути через Навь.
— Вот вместе и доедем, — кивнул Иван, помогая другу взобраться в седло.
Тот вроде бы уже держался ровно, но мы с братом ехали рядом, готовые в любой момент подхватить.
Когда мы добрались до перевала, с которого открывалась красивая панорама на все Три царства вплоть до хором цариц, мы с облегчением увидели, что Черномор не только расколдовал красноармейцев и воинов из Ярилина городища, но и отпустил их всех по домам.
— Твоя работа? — удовлетворенно поинтересовался у Левы Иван.
Тот
— Я им пытался внушить, — пояснил он почти виновато, — но они ни в какую не хотели слушаться, только продолжали плясать. Не знаю, как бы я выпутался, если бы не вы.
Иван осторожно хлопнул еще нетвердо державшегося на ногах друга по плечу. Я ласково пригладила встрепанные волосы любимого и поцеловала его в краешек многострадальных губ.
На пути в Навь нам оставалась самая малость: пройти через Калинов мост. Мы отпустили коней, которые резво потрусили вниз по серпантину, а сами направились к пустующей пока заставе.
Я, конечно, знала, что название древнего перехода на границе в мир мертвых происходит не от куста с алыми ягодами, а от глагола «калить», а теперь воочию убедилась, что настил моста полыхает, почти как вольфрамовый элемент накаливания в электрической лампе. Не просто так в одних обрядовых песнях «перейти Калинов мост» означало смерть, а в других равнялось вступлению в брак, свершавшийся через ритуал умирания-воскрешения. И хотя мы сейчас не думали о традициях и символике, мы точно знали, что это путешествие может закончиться для нас смертью и вечным заточением в Обители беспамятных.
— Как же мы на ту сторону попадем? — обеспокоенно спросил Иван, пытаясь на глаз прикинуть расстояние до того края. — Твой отец точно ничего не напутал?
Как объяснил нам Михаил Валерьевич, пройти на ту сторону помогут лишь чистые помыслы и вера, которая прогонит страх. И если за искренность наших устремлений мы все могли поручиться, то с верой возникла заминка. Даже Лева, который ведал пути тонких миров и готовился к этому испытанию, смотрел на мост с трепетом. Впрочем, поймав его взгляд, я поняла: беспокоится он не за себя.
— В крайнем случае, у меня есть крылья, — напомнила я ему, напуская безразличный вид и приближаясь к краю.
Хотя я храбрилась, коленки мои дрожали, и мне никто бы не смог сейчас дать гарантию, что оперение Жар-птицы в реке Смородине не горит.
Иван глянул на экран телефона, выводя фотографию Василисы. В Красной слободе мы сумели не только пополнить припасы, привести в порядок одежду и снаряжение, но и зарядить технику. Хотя понятия не имели, как и где все это может нам пригодиться. Накануне, заручившись поддержкой отца, Лева снова сумел пробиться в Навь при помощи осколка нашего зеркала. По-прежнему опутанная впивающимися в кожу лесками, босая и растрепанная, Василиса сучила пряжу, окровавленными пальцами вытягивая из лома и стружки золотую нить.
Впечатленный зрелищем Иван, когда мы оставили отца и сына наедине, впервые за все это время поделился со мной своими чувствами.
— Ты же правда, Маш, не считаешь, что я ненормальный? — спросил он меня в лоб. — Лезу в пекло и тащу туда двух самых близких людей ради девчонки, с которой даже толком не встречался.
— Ну, мы-то с Левой, положим, вместе с ней два года проучились, а я еще и наблюдала весь этот фарс со сватовством Константина Щаславовича, но ничего не сделала.
— Просто я, еще когда в вашем ансамбле и потом на конференции в Москве ее увидел, понял, что она и есть та единственная, которая во всем свете мне нужна! — признался брат. — А потом, пока мы летели в самолете и гуляли по ее городу, о чем мы только не переговорили. И не только о музыке или биологии, а просто о жизни. И оказалось, что мы понимаем друг друга с полуслова, и мне рядом с ней было так хорошо. Хотя я тогда, как дурак, даже не объяснился и поцеловал всего раз почти случайно.
Иван сделал паузу, что-то высматривая в полутьме нашего временного пристанища и нервно терзая бинты на руках, потом с нажимом продолжил. Я видела, какой тяжестью давалось ему каждое слово. Легче было шестиглавого змея изловить.
— Когда она согласилась выйти замуж за аффинажного короля, я себя винил, что чего-то стеснялся, затянул с признанием, считал даже, что я ее недостоин. Вон за ней какие акулы бизнеса увиваются. Я же тогда ничего не знал. Потом она пропала,
Тогда Иван не договорил, ибо так и не смог описать свои чувства словами, но я видела пляшущие в его карих глазах отблески пламени, в котором Василиса заживо горела вместе с лягушачьей шкурой и потом на костре. Сегодня эта боль, полностью пережитая и выболевшая до кости, переплавилась в заговоренный булат. Не просто так в былинах богатыри ездили к реке Смородине искупаться и студеной водицы испить. Иван достал из ножен меч и, заранее готовясь держать бой с любой нечистью, шагнул на Калинов мост.
Лева привлек меня к себе и поцеловал так крепко, что этот горячий залог любви, подобно оттиску или барельефу, запечатлелся где-то глубоко на самом сердце. Потом усмехнулся и решительно поднес к все еще кровоточащим губам свирель. Я последовала его примеру, ощущая дудочку любимого продолжением поцелуя.
Конечно, я плохо представляла, как мы будем играть. Снизу помимо нестерпимого жара поднимались такие клубы дыма и пепла и настолько сильно воняло серой и еще какой-то ядовитой гадостью, что дышать приходилось через платок. Однако, едва я подхватила мелодию хороводной, жар отступил, запах перестал ощущаться. Даже воздух, кажется, сделался чище. Или это я, повинуясь свирели любимого, впала в состояние, близкое к трансу.
Мысленно пропевая слова о соловье, который потерял голос, пока клевал горькую ягоду калину [14] , я почти не глядела под ноги, словно в надежную опору вцепившись в свирель. Могла ли я представить, ведя с однокурсницами хоровод под эту песню, что вкус ягоды, о которой идет речь, впервые испробую не на брачном ложе и не на смертном одре? Да и песенный поединок с Дивом представал совсем в ином свете.
В детстве мы играли, воображая, что пол — это лава, и надо добраться от двери до своего места, на нее не ступая. Сейчас мы с Иваном и Левой шли по раскаленному мосту над огненной пропастью, не ведая, что ждет на том берегу. Кругом клокотал огонь, но перед нами он расступался, и настил не жег через кроссовки ступни. Мы шли вперед, не останавливаясь, даже когда мост под нами начинал вибрировать, и не оглядываясь назад. И вот уже ноги ощутили твердую каменистую почву, нестерпимый жар сменился лютым холодом, а сквозь непроглядный мрак проступили очертания мертвого леса — темного леса Нави.
14
Речь идет о русской народной песне «Ты воспой, ты воспой в саду, соловейка!»
— «Ты воспой, ты воспой в саду, соловейка! Ты воспой, ты воспой в саду, соловейка!» — «Ох, я бы рад тебе воспевати, Ох, я бы рад тебе воспевать. Я бы рад, я бы рад тебе воспевати, Я бы рад, я бы рад тебе воспевати, Ох, мово голоса не стало, Ох, мово голоса не стало: Потерял, растерял я свой голосочек, Потерял, растерял я свой голосочек, Ох, по чужим садам летая, Ох, по чужим садам летая. По чужим по садам, по садам летая, По чужим по садам, по садам летая, Горькую ягоду всё клевал, Горькую ягоду всё клевал. Горькую ягоду, ягоду калину, Горькую ягоду, ягоду калину, Ох, спелую малину, Ох, спелую малину». — «Я по батеньке плачу вечерами, Я по батеньке плачу вечерами, Ох, а по маменьке зарёю, Ох, а по маменьке зарёю. По милом по дружку ноченька не спится, По милом по дружку ноченька не спится, Ох, во сне милого видала, Ох, во сне милого видала».