Царевна, спецназ и царский указ
Шрифт:
— А ты бы и у кринках проверил, — наставительно посоветовала старуха. — Вона бадья стоит. Небось девка-то, если не дюже справная…
Михайла заглянул в бадью. Тьфу ты! Больше бабку надо слушать. Да там полцаревны только и поместилось бы, даром что мелкая.
Еще мгновение подумав, Михайла все же направился к лестнице. Уж наверное, царевне пачкаться в подполе бы не захотелось!
— А оно и верно, — не унималась вредная бабка, — Коли в подполе бы была, так она, можа, и вовсе утекла давно. А коли наверху, так небось и сидит досе. Ты, мужичок, не теряйся-то…
Михайла взлетел
Снизу раздался взвизг старухи. Вот дали боги голос мерзкий, да высокий какой!
— Лучина-то тю-тю! — радостно сообщил снизу уже царевнин голос.
Негромко пробормотав под нос словечко бранное, Михайла мигом спустился по лестнице.
За столом сидела все та же старуха — только уже с откинутым с головы капюшоном, и выпутывала из русых волос грязную паклю. Кривой нос лежал рядышком, на столе — отдельно от хозяйки.
— Все тесто перепортила, — недовольно бурчал Савелий. — Из чего теперь пироги печь?
— Не серчай, богатырь! — звонко смеялась бабка, сколупывая с лица и рук сухие корки.
Михайла присмотрелся и снова ругнулся себе под нос. Вот… бестия!
…Нос царевна слепила из теста — правда, поначалу он никак не хотел на ее настоящем носу держаться. Пришлось то воду добавлять, то муку, да мазать слой за слоем. Кривоватый получился, да еще бугристый — самое то. Не забыла она и про подбородок, да и про руки — тонким слоем липкого теста обмазала, мукой сверху присыпала, да еще и в землице поверху испачкала. Вот одежи подходящей и вовсе не нашлось — пришлось покрывало со своей постели снять, опять же в грязи повалять, чтоб старым да тертым гляделось. Покрывало она накинула на голову, перехватила веревочкой так, чтоб капюшон получился, за закуталась, будто в плащ с широченными рукавами.
— А в разведку-то сгодится, — одобрительно кивнул вдруг Акмаль. — Ежели подготовить получше, подучить да одежду подходящую найти. Так-то вблизи все видно — ну да ты сам не схотел поближе-то подойти… А чтоб не схотел — то тоже умение особое. К тому, на кого смотреть не любо, не присматриваются. Молодец, царевна!
— Твоя правда, — кивнул Михайла. — Что ж, Алевтина свет Игнатьевна… две победы ты одержала, как и положено. Стало быть — добро пожаловать ученицей в отряд!
Позабыв про осыпающиеся с нее куски теста, Алька взвилась с лавки и вихрем налетела на Михайлу, с визгом повиснув на его шее и попыталась облобызать в щеки, забыв даже про смущение девичье.
— Ты б хоть умылась прежде, — печально вздохнул богатырь. — А впрочем… мне-то тоже уж без разницы. Вот тебе, значит, первое задание — как ученице новой, полноправной. Протри-ка ты, душа-Алевтина, по дому пылюку-то!
Этой ночью царевне и вовсе не спалось. Прежде прочего, было обидно, что вместо славных дел ратных ее первым долгом пылюку протирать заставили, ровно девку какую. Хотя Михайла сразу ей объяснил — нам, мол, ты теперь прежде всего не царевна, а сестра боевая. А потому и спуску тебе не будет — привыкай, мол! В бою-то небось тяжче придется.
Так что обиду свою Алевтина проглотила и пошла веником да тряпкой по полу пыль развозить. Не так чтоб много чище стало, зато и на богатырскую опочивальню посмотрела — ничего особенного, семь кроватей да семь сундуков. Зеркало еще оказалось — маленькое да мутное, кое-кто из воинов брился перед ним, стало быть. Зеркало Алька первым делом закрыла — нечего Наине любоваться, как она тут на коленках с тряпкой ползает!
А еще уж очень хотелось послушать, о чем богатыри перед сном говорить будут. Потому поначалу она нарочно выжидала, чтоб прислушаться незаметно. Лежала, воображала, как драконам да Горынычам хвосты станет крутить самолично. Да она вот подучится немного — не то что козу на скаку остановит, она и в курятник зайти не побоится… и вообще! Увлеклась, даже представилось, как Елисеюшку из лап какого чудища заморского выручит… ну и женится на нем, так и быть, как положено. Надо бы вызнать еще у Савелия, в какой момент все же положено речь героическую чудищу сказывать. А то мало ли, вдруг все же врут сказочники!
А потом опомнилась, прислушалась да поняла: опоздала. Никто разговоров не разговаривает. Спать все легли. Прежде-то, на свое счастье, раньше богатырей засыпала, уж больно понежиться на перинах любила. И правильно делала!
Первым всхрапнул и длинно, с присвистом, выдохнул Светик. Следом хриплую руладу завел Савелий. Ровно медведь в берлоге, заворчал Михайла. Совсем негромко и почти музыкально присоединился Акмаль. Размеренно похрапывал Анжей. Зловеще всклекотнул Ратмир. Последним в общий хор, затмив и заглушив всех, вступил наконец Олешек, храпевший так басисто и громоподобно, что, казалось, стены вздрагивали, а земля ходором ходила под избой, и чудом не осыпались ее бревна.
Спали воины сном крепким, богатырским. И храпели — тоже по-богатырски.
Улеглась царевна в своей постели и поняла, что и прислушиваться-то уже и ни к чему. И под лесенкой у нее все отличненько слышно. Да что под лесенкой — вон, в закуте посуда дребезжит от храпа молодецкого! И как это она прежде не просыпалась от такой оказии посередь ночи? Знать, хорошо спалось ей в лесной избушке! И главное — как теперь-то уснуть?
Алька сунула голову под подушку и попыталась зажать ухо. Лучше не стало. разве что теперь еще дышалось тяжко.
Долго так царевна маялась, да спасу никакого не стало. И спать ведь хочется — и не можется никак! Пришлось, скинув одеяло, вставать да красться наверх — вдруг чего придумается?
Ой, срам-то какой, в ночной рубахе к мужикам в опочивальню ночью красться… а что делать! Спать-то хочется.
Олешеково ложе от лестницы первым оказалось. А потому последние ступеньки вовсе непросто дались — так и казалось, будто снесет сейчас громовым раскатом!
На цыпочках подкравшись к спящему богатырю, Алька, замирая от собственной храбрости, протянула руку — да и зажала Олешеку нос.