Царевна, спецназ и царский указ

Филимонова Наталья Сергеевна

Алька уже знала, что хранится у отряда чародейный клубок, созданный магами чуть ли не из самой академии и будто даже вовсе едва не единственный во всем свете. С тем клубком ходить можно иными путями — по изнанке мира, да в любой конец страны дорога втрое короче окажется. Вот благодаря этому-то клубку помощь всегда приходит вовремя туда, где беда приключилась.

Как бы ни было, весь отряд редко собирался к обеду полностью. Почти всегда кто-то да отбывал с утра на задание, а к вечеру — того ли дня, али следующего, а то и третьего — возвращался с победой с очередного подвига. Ходили в разном составе — разве

что Ратмира брали с собой почти всегда. Лекарь — он во всяком походе пригодиться может. А иногда он, обернувшись птицей, и один улетал. А о том, куда да зачем, никогда не сказывал.

И на праздники не то что в город, а и в поселок Альку не отпустили — опасно, мол, ей. Увидит кто, а в толчее никакая охрана не спасет.

Только и оставалось, что тренироваться днем до умопомрачения, да жадно выспрашивать богатырей вечерами об их подвигах, завистливо вздыхая. Да еще пытаться от скуки хитрыми расспросами разгадать наконец Савелиеву загадку. Кто принц? Кто раб? Кто трус? Поди разберись…

Вот только запутывалась Алька от тех расспросов, кажется, еще больше. Да еще и с Анжеем рассориться умудрилась.

Расспросы она в тот раз начала нарочно — чтобы тему перевести. Потому что Светик, отвозивший нынче в ближайшее село какого-то потерпевшего, едва не замерзшего у дороги, снова взялся про зеленую мышь рассказывать.

— В Грязюкино ее тоже видали! Говорят, наглая тварь, хитрющая…

Ратмир на другом конце стола отчетливо скрипнул зубами, и Алька зажмурилась. Зеленую мышь в яблоках, по слухам, видели то в одном селе, то в другом, и никакие снега и морозы этой зверушке были не указ. Тварь оказалась в самом деле препаскудная и вредительская, а изловить ее так до сих пор никому и не удалось. Особенно страдали от ее набегов кузни, потому как питалась она все больше железными предметами. Особенно уважала, сказывали, подковы — вроде как они ей за лакомство, заместо бубликов. Но и от простых гвоздей не отказывалась.

— А-а-а… Анжей! — Алька торопливо перебила Светика, собравшегося, кажется, в красках поведать о какой-нибудь очередной пакости зеленой мыши. — А ты ведь родом из Триждытретьего шляхетства?

Это царевна заподозрила давно. Анжей, правда, не носил длинных усов, как послы из Триждытретьего. Зато нет-нет да называл, забывшись, Альку “ясновельможной панной” — в точности как те послы. А уж манеры его точно говорили о том, что не простых никак кровей этот шляхтич. Так может, он и есть принц?

— А как же! — Анжей подбоченился.

— А отчего же… усов не носишь? — спросила она почему-то совсем не то, что собиралась.

Богатырь как-то поскучнел.

— После того, как мне пришлось покинуть родные края, я провел немало времени при дворе государя Пятнадцатого королевства, довелось пожить и в Республике Однажды…

— Понятно, — перебила его Алька. — А почему — пришлось покинуть? Ну расскажи! Все ведь наверняка знают!

Анжей помолчал и вздохнул.

— В наших краях, — сообщил он, — запрещены законом поединки на боевом оружии. Но ни один благородный шляхтич не откажется от поединка, если был вызван, коли ему дорога его честь!

— И тебя вызвали? — полюбопытничала царевна. — А почему?

Ее собеседник снова вздохнул.

— Прекрасная панна Касажина Загульская, — она начал издалека, — известна тем, что… впрочем, нет, я не могу порочить имя дамы. Куда больше Касажины был знаменит ее брат — пан Кшишто Загульский, страстный поединщик. Он вызывал на поединок всякого, кто, по мнению пана, посягнул на честь его сестрицы. А знаменит он был прежде всего оттого, что ни в одном поединке не был побежден. А кроме того — ни разу его не удавалось поймать. Все знали, что он дрался, но никто ни разу не сумел этого доказать, а раненые и посрамленные противники его неизменно молчали. Словом, пан Кшишто вызвал меня на поединок, стремясь защитить честь прекрасной панны Касажины. Увы… этот бой стал для него последним. Я не желал его убивать, но так вышло. Я вынужден был бежать — у меня нет счастливой способности пана Кшишто скрывать и таиться, да и противник мой был убит, а не ранен, и мне грозило…

— Постой-ка, — Алька нахмурилась. Имя показалось уж больно знакомым. — Загульский?.. А… когда это было?

— Да лет пять тому…

— Будет сказки-то рассказывать! — девушка даже рассмеялась. Уж больно серьезную мину состроил вечный насмешник Анжей, рассказывая про свой поединок. А оказывается, шутил, как всегда! — В прошлом годе пан Загульский у нас в тереме на приеме был, даже вместе с сестрой, кажется, хоть мне ее не представили. Я и плясала с ним, помнится…

— Пан Загульский никак не мог плясать с тобой, — нахмурился и, кажется, даже рассердился Анжей. — Ты путаешь что-то!

— А вот очень даже плясал! И даже… даже помнится, рассказывал… да, точно — он говорил, что никогда в поединках не знал поражения, любого соперника разил. И будто бы только один избежал заслуженной кары от его руки. Потому что позорно сбежал накануне назначенной даты! Так это… это что, ты и есть?

Анжей побелел так, что мог бы, пожалуй, соперничать в этот миг со снегом за окном.

— Ясновельможная панна, — процедил он сквозь зубы, глядя куда-то в сторону и, кажется, едва держа себя в руках, — называет меня лжецом и трусом?

— Ну, — Алька беззаботно пожала плечами, — кто-то же из семерых должен быть трусом? Выходит, ты и есть.

Богатырь резко встал. Рука его резко сжалась у пояса рубахи — будто в поисках отсутствующего оружия.

— Будь ясновельможная панна благородным шляхтичем, я вызвал бы ее на поединок, — каким-то деревянным голосом сообщил он, по-прежнему глядя мимо царевны.

Но тут уж и Алька стерпеть не смогла. Царевна она или кто? Она тоже вскочила, вот только смотрела пристально на одного Анжея.

— Будь я благородным шляхтичем, я бы не стала скрещивать клинки с лжецом и трусом!

Анжей тогда молча вышел, чеканя шаг, и допоздна не возвращался в избу. Ни доказывать, ни объяснять он ничего не стал — ни тогда, ни после. Алька же вскоре остыла и даже забеспокоилась — как он там, где? Замерзнет, небось. И чего так обиделся? Ну сказано же ей было, что есть трус в отряде. Стало быть, он и есть. И не обижался чего-то, когда Савелий об этом сказал. А ей почему нельзя?

Пана Кшишто-то она и впрямь в прошлом годе видела и говорила с ним. Ну и что? Она и не подумала бы Анжея осуждать вообще-то. Ну подумаешь, струсил разок. Так ведь сколько подвигов уже с тех пор совершил! Подумаешь тоже, прекрасная панна Касажина! Больно надо было еще из-за нее голову слагать.