Царьград. Трилогия
Шрифт:
– Не видать, – согласно покачал головой шкипер. – А рыбаки? Они-то нас хорошо видят. Сообщают своим, а уж те, кому надо, нагоняют на лодках… Летом здесь, на реке, такое твориться – прямо плавучий базар! Сейчас не так, конечно… Но тоже подплывают.
– Ах, вот, значит, как…
Лешка задумался и, воспользовавшись тем, что шкипер отвернулся отдать какое-то распоряжение рулевому, быстро ушел на свое место.
– Значит – рыбаки, – приваливаясь спиной к тюку, негромко промолвил он.
– Какие еще рыбаки? – не понял Аргип.
– Обычные такие рыбаки. Валашские.
Рыбаки
Впрочем, хозяина барки эти парни, похоже, знали. Еще издали махали руками, кричали:
– Бог в помощь Данчо! Как там ваши турки? Не сильно свирепствуют?
– Да пока, слава Богу, не сильно, – посмеивался шкипер. – Только какие же они – наши?
– Соли с мучицей у тебя не найдется, Данчо?
– Для тебя, брат, все, что угодно! Давай, причаливай.
Молодой русоголовый парень тут же приткнул свою лодку к низкому борту барки. Тут же подплыли и другие… И много, человек десять!
– Постоите, Данчо?
– Постоим, коли просите, – Ребов охотно качнул головой: суля по довольной улыбке, он явно имел свой процент от этой речной торговли.
Пригладив растрепавшиеся волосы пятерней, шкипер подошел к левому борту и махнул рукой:
– Все, парни, шабаш! Распрягай лошадей, становимся на ночлег.
Притянув барку в к берегу, корабельщики, стреножив уставший коней, пустили их пастись, сами же разложили костер, бросив в объемистый котел подаренную рыбаками рыбку. Синий прозрачный дым, стелясь, поплыл над водою куда-то в сторону багрового, клонившегося к закату, солнца. С того берега вскоре потянулись лодки, как понял Алексей, то плыли жители прибрежной – с той стороны реки – деревни. Валахи. Нет, точнее – полуболгары-полувалахи-полуцыгане – так лучше сказать бы. Молодые веселые парни, подростки, старики – женщин, видать, брать с собою было не принято. На борту барки развернули оживленную торговлю мукой, солью и разными городскими гостинцами маленькими серебряными зеркальцами, шелковыми лентами, цветными стеклянными бусами. Кто-то уже азартно торговался, надеясь сбить цену, а кое-кто, быстро накупив товар за что продали, уже уселись к костру, доставая плетеные фляги.
– А ну-ко, глотни, Данчо! Это тебе не просто вино! Что это за люди сегодня с тобой? Актеры? Что еще за актеры? Ах, балаганщики – так бы сразу и сказал. Ну, балаганщики, подставляйте кружки!
А никто и не отказывался! Толстяк Леонид так уже с радостью намахнул и другую, и третью… уже скорешился с каким-то местным заречным прохиндеем, уже затянул песню.
– Хорошо поете! – оглянулся на них высокий цыганистый парень, вернее – молодой мужчина – горбоносый, чубатый, с золотой серьгой-кольцом в левом ухе. Звали его Канташ.
Да не просто звали, кричали:
– Спой! Спой, Канташ!
– Спеть? А флягу по кругу пустили?
– Пустили, а как же!
– Тогда слушайте и подпевайте.
Загорелась румяная зорька Над прекрасной валашской землею…Неожиданно приятным голосом, звучным и певучим, затянул Канташ, и все собравшиеся притихли, благоговейно внимая песне… Подпевать пока никто не решался – может быть, еще недостаточно выпили, а может, потому что песня была такая… грустная…
То не зорька на небо всходила, Сына Марко родная мать искала…Да уж, не веселая оказалась песня; как шепотом пояснил шкипер – юнацкая. Юнаки, как понял Лешка, это что-то типа партизан, воюющих против турок. Турок на той стороне реки, похоже, просто ненавидели, вот и песню Канташ подобрал соответствующую. Заканчивалась она сурово, призывно:
Ой, летите орлы, улетайте Дальше, дальше, на край белого света. Напитайтесь вы мясом басурманов, Черной крови супостатов напейтесь!– Черной крови супостатов напейтесь! – хором подхватили собравшиеся.
Вкусно запахло ухою. Допев песню, Канташ подмигнул собравшимся, достав из-за голенища ложку:
– Поснидаем, братцы!
– Так!
Поев и выпив, вновь запели. Солировал опять Канташ, но и не только он – многие затягивали свои любимые.
Лазарь-царь садиться за вечерю, Рядом с ним жена его, Милица…Спев про царя Лазаря, запели про какого-то Вука, потом снова про юнака Марко, про золотую яблоню… Корабельщики перехватили инициативу, нестройным хором грянув «Турок шел лесом»:
Ты обойди все селенья, Мать разыщи полонянку, Вырви ее из полона У басурманов проклятых!«Проклятые басурманы» – иначе тут турок и не называли даже члены команды барки, при всей их внешней лояльности к османам. Значит, было за что ненавидеть этих «проклятых басурман» турок…
Лешка песни слушал лишь краем уха, даже наоборот, поднялся на барку, приглядывался, прислушивался – кто да что покупает, кто как торгуется. Высматривал самого жадного. И таки высмотрел!
Красавец был – с ударением на последнем слоге! Молодой, но какой-то тощий, сутулый, с остренькой лисьей мордочкой. Все чего-то выгадывал, торговался из-за каждой мелочи, так, что Алексею даже противно стало. Ну, бывают же такие люди – за полушку удавятся! Как раз такой-то и был сейчас надобен!
Дождавшись, когда выжига, наконец, купит то, что ему надобно, Лешка вынырнул из темноты и подхватил его под локоть у сходней.
– Не хотите ли заработать, уважаемый господин?
– Заработать? А кто ж не хочет? Только – смотря как.