Царьград. Трилогия

Посняков Андрей

Сняв мокрую рубаху, Лешка пододвинулся поближе к огню, протянул руки:

— Хорошо! Как ты думаешь. Владос, не пора ли поужинать?

— Поесть? — грек примостил рядом с костерком плащ. — А пожалуй.

Он вытащил из котомки лепешки и мясо:

— Кушайте на здоровье, уважаемый господин Али! Не прикажете ли подать жареного на вертеле кабана, фаршированного шафраном, гвоздикой и тушенными в белом вине перепелами?

— Спасибо, господин Владос, — с полным ртом отозвался Лешка. — Фаршированного кабана

мы, пожалуй, оставим на завтра.

Оба захохотали. Они смеялись долго, видно, сказывалось нервное напряжение, полученное за день. А снаружи бушевала буря, и порывы ветра порою швыряли в пещеру холодные звонкие капли, плотные, как пулеметная очередь. Уютно пахло дымом.

— А наш костер не заметят? — отсмеявшись, запоздало озаботился Лешка. — Ведь ночью огонь виден издалека!

— Сейчас буря, — меланхолично отозвался грек. — И дождь. Не думаю, чтобы хоть кто-то здесь шастал в этакую непогодь. Проведем здесь ночь, а утром, пораньше, уйдем.

— Логично, — улыбнувшись, кивнул Лешка. Подстелив уже почти высохший плащ, он лег на живот и долго смотрел на огонь и незаметно уснул, вытянув руки.

Проснулся от холода — костер в пещере давно погас, а вино, увы, кончилось — Владос со смешными ужимками тряс флягу. Снаружи пробивался утренний свет, и Лешка, недолго думая, высунулся на улицу — в небе сияло солнце.

— Солнышко! Вот здорово, Владос!

Помочившись в траву, юноша повернулся к пещере… И вздрогнул — прямо перед ним, в окружении верных воинов, стоял Ичибей Калы и гнусно…

Глава 8

Осень 1439 г. Крым

СВАТЫ

Родные не смущают их, сосед им не помеха; И стыд забыв, они любви становятся рабами…

Поэма о Василии Дигенисе Акрите

…Скалил зубы!

Вот, гад! Выследил все-таки, сволочь!

Позади, за Ичибеем, маячил здоровяк Кызгырлы и кудрявый мальчишка Алныз.

И этот здесь… предатель!

По знаку хозяина, слуги, словно пущенные с тетивы стрелы, набросившись, скрутили беглецам руки.

— Шакал! — подойдя ближе, Ичибей Калы хлестнул Лешку по щекам, а затем больно пнул в бок.

Юноша застонал, скривился и, сплюнув кровь, с ненавистью уставился на хозяина:

— Сам ты шакал, паразитина! Сквалыжник чертов! Владос, переведи, брат. Пусть позлится, все веселей помирать. Скажи этому уроду, что…

— Думаю, он и сам догадывается о твоих словах, — повернув голову, через силу улыбнулся грек.

— …что у меня есть одно хорошее предложение насчет его доченьки!

— Что говорит этот пес? — нахмурившись, осведомился Ичибей Калы.

Владос добросовестно перевел и, скосив глаза, удивленно посмотрел на Лешку. Тот, ничуть не смущаясь, подмигнул приятелю, и нагло потребовал отпустить руки.

— Что ты можешь знать про мою несчастную дочь, подлая урусутская собака?! — воздев руки к небу, гневно вопросил Ичибей. — Ты же сам ее обесчестил — об это судачат все мои соседи — и скоро понесешь заслуженную кару! О, ты, шакал, не умрешь быстро, нет, ты будешь стонать, реветь, как…

— Ой, надоело уже слушать все эти угрозы, — Лешка сплюнул. — Владос, скажи ему, он намерен разговаривать по делу или так и будет брызжать слюной?

Грек подождал, пока красноречие Ичибея иссякнет, потом перевел и тут же передал ответ:

— Будет. Правда, добавил, что это все равно не спасет тебя от смерти… впрочем, и меня тоже.

— Ладно, еще посмотрим…

— Что ты задумал, Али?

— Увидишь.

Лешка вел себя так важно, будто сейчас просто-напросто снисходил до беседы с бывшим хозяином. А у самого все внутри сжималось холодом — сырая была идея, только-только пришедшая в голову. Ее бы обдумать как следует, вот тогда… Но — некогда было обдумывать.

Уступив, Ичибей для начала велел отпустить пленникам руки и усадить обоих на землю.

— Ну вот, — Лешка растер запястья. — Давно бы так… Теперь поговорим. Итак, первое. Я — хороший знакомый того богатого купца из Кафы, ну, с которым этот сквалыжный черт так породниться хочет…

— А, Гвидо Сильвестри! — вспомнил Владос и, подавив удивление, в точности перевел слова приятеля.

— Этот шакал — знакомый столь уважаемого человека? — не поверил Ичибей Калы. — А, наверное, он был у него в слугах.

— Не в слугах, а в компаньонах, — заносчиво отозвался юноша. — Просто мне не повезло, и мои корабли попали в бурю…

— Если ты скажешь, что богат — сквалыга тут же назначит выкуп, — не меняя тона, быстро предупредил Владос.

— …с тех пор я совершенно разорен! Лишь Гвидо Сильвестри всегда ссужал меня деньгами, всегда…

— Купец Гвидо — не только богат, но благороден и жалостлив, — Ичибей покивал. — Так ты, говоришь, что хорошо его знал?

— О, очень хорошо! От него я и услыхал о твоей дочери. Гвидо очень ее хвалил, и вообще отзывался восторженно. Все вздыхал — мне бы такую жену! Не пожалел бы и перейти и мусульманскую веру…

— Ну, с верой ты загнул! — предупредил Владос. — В это наш скряга ни за что не поверит, даже и толмачить не буду.

— Как знаешь… — Лешка собрался с мыслями и продолжил, старательно подавляя усмешку, — вот уж никогда не думал, что так будет горазд врать! А что делать — на кону стояла свобода и жизнь.

— Впрямь ли Гвидо Сильвестри так богат, как про него рассказывают?

Уж Ичибею ли не знать про богатства старика-итальянца? Хитер, ох, хитер старый скряга!

— Да уж не беден. Шесть кораблей у него, яхта, не хуже, чем у Абрамовича, три новых «мерина» в гараже…