Цари и скитальцы
Шрифт:
Максим впервые слышал, чтобы помещик перегонял крестьян в иные земли словно рабов или холопов. Опричные, как видно, вводили новые порядки. Что ж, им закон не писан. Придёт пора, когда они закрепостят крестьян, как было сделано в Ливонии. Максим заметил по-немецки:
— Мы в безопасности. Хозяин зол на власть.
Рои стал спокойней хлебать болтушку и перестал давиться рыбьими костями.
За время плена Максим немало слышал об опричнине, издали — из Литвы — казавшейся только чередой необъяснимых зверств, вблизи же обернувшейся какой-то сложной и непоследовательной на свежий взгляд борьбой за власть. И часто непонятно было — кого и с кем.
Посадские Москвы, мастеровые и торговцы, были убеждены, будто опричники обороняют государя от бояр. Но многие бояре оказались записаны в опричнину, а при
2
...воевода Басманов. — Басманов Александр Данилович (? — 1570) — боярин из рода Плещеевых, один из вдохновителей опричнины. Отличился в Казанских походах, Ливонской войне, борьбе с крымскими татарами. Убит по приказу Ивана Грозного собственным сыном.
3
...Скуратов... — Скуратов-Бельский Григорий Лукьянович (Малюта) (? — 1573) — думный дворянин, приближенный Ивана IV, глава опричного террора. Участник убийств князя Владимира Старицкого, митрополита Филиппа и др. В 1570 г. руководил казнями в новгородском походе. Погиб в бою в Ливонии.
Впервые Максим столкнулся с тем, как больно ударила опричнина крестьян. Что ж, государю было нечем больше расплатиться с людьми, привесившими к седлу метлу с собачьей головой — знак преданности, бдительности и готовности очистить страну от непокорных. «Живот» на русском языке обозначает имущество и жизнь; царь отдал опричным животы крестьян, и одному богу ведомо, чем это обернётся для трудового мужика.
Дверь заскрипела на несмазанных шипах. Сильно склонившись, вошёл хозяин и кормилец, сын старика. Максим угадал это по робко полыхнувшим глазам женщины, мгновенно сбросившей, как чёрную хламидку, своё дурное настроение. Она схватила утиральник и как-то незаметно, плавно подалась к рукомойнику — глиняной уточке, качавшейся на лыковой тесёмке. Хозяин, бережно трогая уточку за нос, сливал себе на руки. Два сына молчаливо ждали очереди.
Пока хозяин умывался, жена успела нашептать ему о неожиданных пришельцах. Он остро и недобро осмотрел их, задержавшись на долгоносом Ропе. Максим не беспокоился: когда человек приходит с дождя, после возни в загаженном хлеву, и видит в избе растелешившихся бездельников, добрые чувства не могут пробудиться в нём.
Хозяйка налила отдельно ему и сыновьям.
Он взялся за ложку с длинной и тонкой ручкой и вдруг оборотился к Pony:
— Откуда будешь, немец?
Роп, хоть они и крепко условились, как надо отвечать, стал заикаться. Хозяин съел две ложки. Старший сын — лет тринадцати — потянулся за куском распаренной солёной рыбы. Отец облизнул ложку и с оттяжкой ударил его но лбу.
Удар был незаслужен и обиден, сын не нарушил никаких приличий: рыба — не мясо. Сын налитыми всклянь глазами уставился на батю. Они ведь вместе работали и мокли под дождём, батя хвалил его, сын чувствовал сегодня его особенную любовь к себе.
— Поди из горницы, — сказал хозяин.
Отрок, бессильно задыхаясь, выскочил в сени. Старик и женщина, не понимая, сбирались мыслями. Они не торопились осуждать кормильца, он оставался их государем, он знал, что делать, им же не обязательно понимать его. Настанет время объяснит... Хозяин снял со стены «дурака» — плеть для наказания домочадцев.
— Дикие человек, — пробормотал Роп, пригибая голову к столу.
Максим тоже ничего не понимал. Если бы понял, бросил ложку и бежал.
В сенях хозяин взял сына за неподатливо
— Беги к губному старосте — знаешь господский двор на взлобке, над бортным ухожаем? Скажи ему поклон, да, мол, доносит батя, что у него в избе насильством стали беглые немцы. Как там ни будь, а мы за государя готовы головы сложить... Не обижайся, Митя.
Сын убежал, хозяин вернулся доедать. Максим заговорил о новых порядках на деревне. Хозяин искренне и безнадёжно ругал помещика, коему дали лишку власти над мужиками.
2
Григорий Лукьянович Малюта Скуратов-Бельский замкнул последнее звено новгородского изменного дела.
Дьяки Безносов и Румянцев полгода слали в Москву отписки о «польских памятях» — призывах Сигизмунда Августа к новгородцам. Он безнадёжно — это отмечали дьяки — звал Великий Новгород под свою высокую руку. А правил там архиепископ Пимен, подтвердивший свою верность тем, что год назад возглавил суд над митрополитом Филиппом [4] , врагом опричнины. Теперь возглавивший опричнину князь Вяземский и Пимен поддерживали друг друга на узкой дорожке власти.
4
...над митрополитом Филиппом... — Филипп (Колычев Фёдор Степанович) (1507—1569) — русский митрополит. Публично выступил против опричных казней Ивана IV, был низложен в 1568 г., задушен по приказу царя.
Но именно они Григорию Лукьяновичу и мешали. Он круто шёл наверх. Его поддерживали Грязные-Ильины и Годуновы. Главное — верил государь. Скуратов не притворялся преданным, а был им и мог, в отличие от большинства опричных, ясно и откровенно смотреть в глаза царю, показывая бескорыстие и убеждённость, и государь раз навсегда поверил ему, как может верить только очень мнительный, но чуткий, страстный человек.
Скуратов возглавлял опричный Приказ посольских и тайных дел, то есть расследовал измены, лазучество, внутреннюю крамолу. Он оказал великую услугу государю, состряпав дело князя Старицкого, последнего из претендентов на престол из рода Калиты [5] . По материалам, представленным Василием Грязным, князь обвинён был в покушении на жизнь царя. Иван Васильевич сам отравил двоюродного брата, даже Малюте не доверил.
5
...из рода Калиты — Иван I Калита (? — 1340) — великий князь Московский, Владимирский, сын Даниила Александровича. Заложил основы политического и экономического могущества Москвы, добился у Золотой Орды права сбора монголо-татарской дани на Руси.
Теперь Скуратов угадал, что очередь — за Новгородом и Псковом, за богатейшими посадами страны.
Ему светила возможность отличиться и оказаться во главе опричнины. «Польские памяти» давали основание для начала расследования. Оно поддерживалось многочисленными «изменными речами» новгородцев, вообще несдержанных на язык. Необходимо было доказать, что и в Москве у них нашлись сообщники — в самых верхах, в приказах.
Григория Лукьяновича не смутило, что о побеге Ропа и Максима его подручные узнали от литвина Зуба. Весть оказалась верной — это главное. Вася Грязной взял мастеров на пытку.
Работать с ними долго не пришлось: едва их подвели к огню, Рои закричал, что сам боярин Данилов отпустил их за богатые поминки. Иначе как бы они сбежали из-под стражи, да по ночной Москве? Грязной задал заготовленный вопрос: «Отпустил али послал?» И мастера угадали, чего хотел от них страшный человек в чёрном с золотом зипуне.
Бежали же они не по Смоленской, а по Тверской дороге потому: в Новгороде и Пскове их поджидали люди, готовые помочь и переправить за рубеж. Они назвали Зуба, но тот исчез. Малюте было важно зацепить Данилова. Намаявшись на пытке, Данилов не признался в прямой измене, однако прельстился отсрочкой, поездкой в Новгород — для очной ставки с теми, кого назвали Максим и Роп.