Цари. Романовы. История династии
Шрифт:
И на корабле, на котором по приказу Ленина в 1922 году отправятся в изгнание светочи русской интеллигенции, будут вместе потомки западников и славянофилов. И насмешливая фраза нашего классика: «А как ели, а как пили, а какие были либералы», была бы весьма уместна на этом корабле.
В эмиграции, на Западе, и в большевистской России им придется понять, какую огромную роль в нашей катастрофе сыграла интеллигенция и великая русская литература. И знаменитый литературовед Венгеров справедливо напишет: «Революция должна сказать спасибо нашей литературе, которая все это время призывала – революцию».
«Если пишешь, не бойся, если боишься, не пиши»
Это был лозунг новой русской литературы. Он останется таким же в России больше чем на целое столетие вперед. Вплоть до горбачевской перестройки.
Время великих реформ Александра – невиданный расцвет литературы, который никогда не повторится в России в таких масштабах. Поток великой литературы, беспощадно критикующей общество, обрушился на это общество.
Плотину николаевских запретов прорвало. И в паре с писателями теперь работают становящиеся также знаменитыми публицисты. Публицисты открывают обществу суровые приговоры, скрытые в книгах. Или будто бы скрытые в книгах. После чего книжные герои шагают прямо в жизнь, становясь ее участниками – нарицательными образами. Становясь «живее живых».
Вместе с писателями они учат молодежь читать эзопов язык.
Самый популярный образ в России
Уже немолодой писатель Гончаров написал роман «Обломов».
Гончаров – типичный русский барин – грузный, холеный, несколько сонный, с ленивыми движениями. Он написал в чем-то автобиографический роман, этакий гротеск о себе самом.
Помещик Обломов, одинокий холостяк (как и автор), проводит всю свою жизнь, лежа на любимом диване. На этом диване он спит, ест, мечтает… На нем он живет. Вся его жизнь – страх перед действием, наслаждение ленью. Его поместье Обломовка под стать своему хозяину. Главное занятие, к которому с утра готовятся обломовцы, – послеобеденный сон. Главнее событие – еда. Это апофеоз лени, поэзия лени, съедающей талант, любовь и всю жизнь.
Как только роман был напечатан, молодой Добролюбов публикует статью «Что такое обломовщина». И роман становится не просто знаменитым. Его герой становится бессмертным символом. Критик объяснил: Обломов и обломовщина – главное проклятье русской жизни. Россия – берлога сонного медведя, где все перемены заканчиваются тем, что медведь переворачивается на другой бок, чтобы вновь захрапеть. Обломовы у нас повсюду, они нас окружают. Бездействие и прекраснодушная болтовня – вот что такое наша жизнь. «Если я вижу теперь помещика, толкующего о правах человечества и о необходимости развития личности, я уже с первых слов его знаю, что это Обломов. Когда я нахожусь в кружке образованных людей, горячо сочувствующих нуждам человечества и в течение многих лет рассказывающих все те же самые анекдоты о взяточничестве, о беззакониях всякого рода, я невольно чувствую, что я перенесен в старую Обломовку. Кто же, наконец, сдвинет их с места этим всемогущим словом “Вперед!”?» – писал Добролюбов.
Эзопов язык, зашифрованное иносказание становятся главным языком русской публицистики в век цензуры. И молодежь, наученная читать между строк, понимает истинный смысл добролюбовской статьи: самодержавие превратило русскую жизнь в обломовщину. Хватит болтать, хватит смелых речей, нужны смелые действия, нужны новые люди, люди дела, которые поведут нас вперед, то есть к новой жизни!
Сердитый молодой человек XIX века
И вскоре они появились – молодые «люди дела».
В отличие от «отцов», довольствующихся прошедшими реформами, «дети» требуют реформ новых и кардинальных. «Дети» бурно отрицают все ценности прошлого.
И в 1862 году писатель Иван Тургенев публикует роман «Отцы и дети». Герой романа Базаров – новый тип молодого человека. Он врач, он служит науке, которая, в отличие от искусства, полезна. Он помешан на полезности. И радостно, к ужасу «отцов», обличает «бесполезное искусство», «бесполезную великую поэзию». Он отрицает все общепринятые прежде понятия, идеалы и даже нормы поведения. Он – нигилист (от лат. nihil – ничто).
И словечко нигилист тотчас подхватывают публицисты. И за ними его повторяет все русское общество, тотчас расколовшееся на сторонников и противников нигилиста Базарова. Слово нигилист становится нарицательным. В устах ретроградов нигилист – уже не только бранная кличка, но обозначение революционера. И уже двор шепотом называет нигилистом… великого князя Константина Николаевича!
Однако молодые люди с восторгом носят эту кличку. И один из властителей дум крутых молодых людей, публицист Дмитрий Писарев, с гордостью называет себя нигилистом. Он влюблен в Базарова.
Властитель дум из сумасшедшего дома
Писарев – знаковая фигура того бурного времени.
Он рос вундеркиндом: в четыре года читал и писал, знал иностранные языки. Но с возрастом радостно заболел маниакальной жаждой – отрицать. И как у нас бывает с мыслящими молодыми людьми, в идее дошел до конца. То есть до отрицания собственного существования – до умственного недуга.
Писарева поместили в психиатрическую больницу. Здесь он дважды покушался на самоубийство, потом бежал. Его увезли в родовое поместье. Здоровье его восстановилось. Склонность к самому решительному отрицанию осталась.
Но то, что прежде считалось болезнью, теперь сделало Писарева знаменитым.
Жажда отрицания оказалась востребованной новым временем. Временем всеобщей критики, временем сердитых молодых людей.
Писарев становится певцом нигилизма. Как и литературный Базаров, он воспевает «полезность». Он формулирует основную дилемму, стоящую перед человечеством: или «накормить голодных людей», или «наслаждаться чудесами искусства – и тратить на это средства». «Общество, которое имеет в своей среде голодных и бедных и вместе с тем развивает искусства», Писарев сравнивает с голодным дикарем, украшающим себя драгоценностями. Существовать имеет право только то, что полезно… И к восторгу молодежи, он громит священное – великих Пушкина и Лермонтова, их «бесполезную поэзию». И восхваляет полезные научные книги.
Разбирая дарвиновское «Происхождение видов», Писарев рисует свою картину мира:
«Огромное большинство органических существ вступает в мир, как в громадную кухню, где повара ежеминутно рубят, потрошат и поджаривают друг друга. Попавши в такое странное общество, юное существо прямо из утробы матери переходит в какой-нибудь котел и поглощается одним из поваров. Но не успел еще повар проглотить свой обед, как он уже сам, с недожеванным куском во рту, уже сидит в котле и обнаруживает… достоинства, свойственные хорошей котлете…».