Царица амазонок
Шрифт:
Ник поцелуем заставил меня умолкнуть. Потом поцеловал еще раз. И только после этого сказал, сердито качая головой:
– Я сделал все, что мог, чтобы не влюбиться в тебя.
От его слов я почувствовала себя до глупости счастливой.
– И каков результат?
Ник взял мою руку, прижал свою ладонь к моей, и через несколько секунд я уже не могла различить, чей именно пульс я ощущаю.
– Что скажешь, богиня? – Он заглянул мне в глаза. – Позволишь ли ты смертному полюбить тебя?
Я наклонилась поближе к нему:
– Это опасно. Но
Более не колеблясь, Ник заключил меня в объятия, и мы с жадностью прижались друг к другу. У меня еще оставались к нему вопросы, но я их уже не помнила. Все, что я хотела знать, был Ник… И как моя кожа ощутит его кожу, и так ли он нетерпелив, как и я… Одежда была сорвана, руки дали себе волю… Наша потребность быть вместе стала так велика, что мы оба совершенно забыли о вежливости. Я слышала, как стонет Ник, когда я сжимаю его плечи, но не знала, стон ли это боли или наслаждения. И меня это не остановило. Я желала Ника куда сильнее, чем когда-либо желала кого-то, я стремилась к его телу с ненасытностью… Еще не успев даже раздеться до конца, я уже была прижата к стене и ощутила Ника в себе – наслаждение было таким сильным, что я чуть не потеряла сознание.
– О, бог мой… – выдохнул Ник, когда мы наконец упали на огромную подушку на полу, и из его носа снова потекла кровь. – Что ты со мной делаешь?
– Наверное, ты хотел добавить «богиня», – пробормотала я, осторожно стирая кровь с его губ. – И с каких это пор ты стал таким религиозным?
Ник провел пальцами по моей вспотевшей коже, и в его глазах светилось благоговение.
– Только бессмертные могут так действовать на человека, как ты действуешь на меня.
– Ну, поначалу ты вовсе не так уж и сох по мне, а?
Ник улыбнулся, понимая, что я на самом деле имею в виду.
– Не думаю, что смог бы заманить тебя в Алжир, если бы сразу потащил в свой шатер и начал расстегивать штаны. А?
– Ну… если бы ты сначала сбрил свою ужасную бороду…
Ник засмеялся:
– Поосторожнее! Если ты будешь плохо себя вести, она может снова отрасти…
Позже, когда мы уютно устроились в кровати, я наконец задала вопрос, который уже много дней вертелся у меня в голове.
– А что ты подразумевал тогда в Стамбуле, заявив, что уже поймал пулю вместо Джеймса? – спросила я, поглаживая грудь Ника.
Ник улыбнулся и поцеловал меня.
– Ты и сама знаешь. Если бы не он, я бы давно тобой занялся.
Я расхохоталась:
– А твои боссы никогда тебе не говорили, что нельзя домогаться своих служащих?
Ник громко хмыкнул:
– Домогательство – это часть договора.
– Слушай… а тебе нравится работать на мистера аль-Акраба?
Ник немножко подумал:
– Нет.
– Тогда почему ты не уйдешь от него?
– Это не так-то просто. – Ник как будто почувствовал себя неловко, чтобы не сказать глупо. – Думаю, пора уже все тебе рассказать. Мистер аль-Акраб – мой отец.
– Что?!
Я бы свалилась с кровати, если бы Ник меня не удержал.
– Ну, ну… – Он поцеловал меня в шею. – Это все-таки не то же самое, что оказаться в постели с самим дьяволом.
– Не знаю…
Я
– Дай определение, что такое «дьявол».
– У меня есть кое-какие искупающие вину качества, разве не так? – Ник взял мою руку и утащил ее под одеяло. – Ну, например, очень большое… сердце.
– А как насчет очень больших объяснений? – возразила я, напоминая себе обо всех тех замечательных причинах, по которым я сбежала от него в Стамбуле. – Твои люди шпионили за моими родными! В том числе какой-то низкопробный детектив, который лазил сквозь зеленые изгороди и прочие кусты, чтобы сфотографировать моих родителей у них дома! А как насчет тех пистолетов под твоей кроватью? Уверена, они для того, чтобы стрелять в людей! – Я уставилась на Ника, чтобы проверить, как именно подействовали на него мои слова, и была вознаграждена тем, что его улыбка растаяла. – Так что уж извини меня, если я рассердила тебя такой малостью. Но ты с самого начала лгал мне, дурачил меня, манипулировал мной… Я даже не знаю твоего настоящего имени!
Ник откинулся назад и скрестил руки на груди:
– Меня зовут Ник. Так, как я тебе и сказал. Отец называет меня Камалем, но мама звала меня Никколо.
– Бразильянка? – предположила я, подталкивая его к дальнейшим объяснениям.
Я ведь отлично помнила наш разговор в Микенах за обеденным столом мистера Телемакоса, сооруженным из школьной доски, когда Ник потчевал нас литературной импровизацией – полностью фальшивой, как я теперь понимала, – на тему своего горестного детства.
– Нет. – Ник вздохнул и закрыл глаза. – Моя биологическая мать.
И он снова погрузился в молчание, а моя давно назревшая растерянность превратилась теперь в полнейшее недоумение. Я была так уверена, что мы будем говорить о содержании того конверта, который я стащила, начав с отчетов частного сыщика обо мне и моей семье… Но осознание того, что на самом деле я могу оказаться лишь фигурой второго плана в пространных объяснениях Ника, основательно меня отрезвило.
– Мой отец родился в Иране, в старой и очень богатой семье, – заговорил наконец Ник, по-прежнему не открывая глаз.
– Семья аль-Акраб, полагаю?
– Нет, нет, нет… – Ник отмахнулся от этого предположения усталым жестом, – аль-Акраб – это арабское имя. Оно означает «скорпион». Мой отец взял его, когда в двадцать два года его изгнали из семьи.
Видимо почувствовав мое удивление, Ник открыл глаза. Он выглядел таким несчастным, что я ощутила укол жалости. Лишь в этот момент мне пришло в голову, что, может быть, скрытыми причинами его столь продолжительной таинственности было вовсе не желание одурачить меня, а просто необходимость создать некий внутренний барьер между собой и отцом. Все эти бесконечные маскировки и перемены мест, все эти паспорта… Могло ли быть так, что Ник прятался не только от мародеров и контрабандистов, но и от самого себя? Наклонившись, я поцеловала его в щеку, и он улыбнулся в ответ.