Царица амазонок
Шрифт:
– Царица это понимает. Но она здесь не для того, чтобы раздобыть пищу. Она здесь потому, что знает: Крит в очень хороших отношениях с греками.
Минос внезапно выпрямился:
– Да, конечно… И сын царя Агамемнона только что побывал здесь.
– Вот как? – Парис бросил взгляд на Мирину. – Тогда, должно быть, он как раз вернулся с озера Тритонис.
Минос нахмурился:
– Он ничего не говорил о том, что ему приходилось волочить свои корабли через полные змей топи, чтобы вернуться к океану. Хотя что-то упоминал о большой черной статуе. Но могу ли я спросить, почему
Мирина шагнула вперед, от волнения забыв, что ей следует хранить молчание. Но прежде чем она успела открыть рот, Парис так стиснул ее руку, что Мирина поморщилась.
– Около месяца назад, – пояснил царевич Миносу, – сын Агамемнона побывал во дворце царицы Мирины, изображая дружелюбие, однако отбыл оттуда, прихватив несколько священных предметов и прочих драгоценностей, включая девять кузин царицы, юных девственниц.
Минос отступил на шаг назад:
– Я потрясен!
– Само собой, – продолжил Парис, – царица пришла в ярость. Но она предпочла бы не начинать военных действий.
– Да, конечно… – Минос тяжело сглотнул.
Из объяснений Париса Мирина знала, что все богатство и власть Миноса полностью зависели от свободного движения кораблей вокруг его острова. Война сразу же создала бы напряжение и тревогу в торговом мире. И только по этой причине Минос всегда оставался сторонником мира.
– Вряд ли это может быть широко известно в здешних краях, – продолжил Парис, – но армия царицы Мирины – это тысячи воинов, причем большая часть из них конные. – Дополнительный щипок дал Мирине понять, что Парис продолжает веселиться даже в такой момент. – Конечно, никому бы не захотелось, чтобы подобная сила обрушилась на здешние народы.
Минос с трудом изобразил улыбку:
– Разумеется. Но почему ты пришел ко мне? Чем я могу тут помочь?
Парис кивком указал на глиняный диск:
– Царица надеется получить от тебя соглашение, в котором говорилось бы, что вы согласны заключить с ней союз. Перед лицом такого соглашения греки вполне могут предпочесть вернуть то, что они украли…
– Ох, боги… – Минос вздохнул. – Это потребует некоторого времени. Жрецы сейчас ужасно заняты, но они ведь должны одобрить… выяснить, каковы будут предсказания…
Больше Мирина не могла терпеть.
– Прошу тебя! – воскликнула она прежде, чем Парис смог ее остановить. – Разве ты не можешь сделать исключение?
Вздох ужаса дал Мирине понять всю чудовищность ее ошибки еще до того, как сам Минос сумел выразить свой испуг.
– Может, будет лучше, – прошипел он наконец, и голос отчетливо выдал его чувства, – если царица отдохнет вместе с другими женщинами, пока мужчины здесь договорятся обо всем.
Парис довольно быстро завершил переговоры с Миносом и вернулся к Мирине, очутившейся в противоположном конце переполненного просителями тронного зала. Когда Парис вывел ее из дворца под ослепительные лучи солнца, Мирина со страхом подумала, что выражение презрения на его лице относится к ее несдержанному поведению.
– Мне так жаль, – начала она, пытаясь не отставать от сердито шагавшего
Парис остановился на белых ступенях, оглядываясь в поисках своих людей, оставшихся снаружи.
– Если уж тебе хочется извиняться, так пожалей тогда, что не оскорбила его еще сильнее. Не мужчина, а какое-то мелкое недоразумение… Рот открыть боится при своих жрецах. Помяни мое слово: этому острову недолго процветать.
Когда Парис и Мирина вместе спустились по широкой лестнице, к ним подошел длинноногий Эней и что-то быстро и настойчиво заговорил прямо в ухо Париса. Хотя Мирина и не могла понять его слов, она предположила, что речь идет о чем-то ужасном, потому что Эней был бледен от волнения, а сдержанность Париса очень быстро сменилась на настоящую ярость.
– В чем дело? – спросила Мирина, когда Эней наконец замолчал.
– Ни в чем, – резко бросил Парис, не сводя глаз с двустворчатой красной двери по другую сторону двора. – Давай-ка поскорее убираться отсюда.
– И все же? – Мирина пыталась угадать, что именно вызвало ярость царевича. – Это как-то связано с греками?
Парис не отвечал, пока они не вернулись к своим лошадям.
– Похоже, мы с ними разминулись, – сказал он, пытаясь выглядеть таким же беззаботным, как обычно. – Они уехали шесть дней назад, чтобы вернуться прямиком в Микены.
Мирина уставилась на него во все глаза, чувствуя, что он чего-то недоговаривает.
– А что насчет моей сестры?
– Женщины не покидали кораблей. – Парис подал Мирине руку, чтобы помочь сесть в седло. – Кроме одной. Ее оставили в дар Миносу…
Мирина прижала ладонь ко рту:
– Она здесь? В этом дворце?
Мужчины обменялись мрачными взглядами, и снова Парис посмотрел на двустворчатую дверь по другую сторону двора.
Не говоря ни слова, Мирина выдернула руку из его ладони и направилась к красной двери, увенчанной золотыми символами.
– Не ходи туда! – Парис поспешил за ней, но Мирина скинула с ног неудобные туфли и припустила бегом.
Ей было наплевать, кто на нее смотрит; она бы никогда не бросила здесь ни одну из своих сестер.
Обнаружив, что красная дверь не заперта, Мирина без колебаний толкнула ее и вошла в священное помещение, Парис и Эней ворвались туда следом за ней. И после залитого солнцем двора в пещере без окон почти невозможно было что-то разглядеть, она храбро ринулась в кромешную тьму, чтобы только сбежать от троянцев.
Комната оказалась длинной и узкой, больше похожей на коридор, и ее освещало всего несколько факелов, горевших в специальных подставках. А в конце этой комнаты-коридора имелась лестница, уводившая вниз, в неведомое.
– Мирина! – Парис наконец догнал ее. – Нам нельзя здесь находиться.
Но когда он увидел полный решимости взгляд Мирины, то просто последовал за ней, не промолвив больше ни слова.
Они вместе спустились по ступеням лестницы, а остальные троянцы последовали за ними. В конце лестницы оказался еще один темный коридор, который выводил в круглое помещение, освещенное жертвенными огнями в круглых бронзовых чашах. Это было внутреннее святилище дворца.