Царица Пальмиры

Смолл Бертрис

Я не проявлю никаких чувств, подумала она. Однако ей пришлось собрать всю силу воли, чтобы не сопротивляться, чтобы не вырваться от этого человека. Ей хотелось убежать, спрятаться от него, он пугал ее, хотя она никогда не призналась бы в этом. Он явно не привык, чтобы ему отказывали. За всю свою жизнь она так и не узнала, что мужчина может быть таким. Как женщину ее всегда любили с нежностью, вначале Оденат, а потом Марк. Но этот мужчина не искал ее любви, он желал завладеть самой ее душой! Ей пришлось остановить его, но так, чтобы он не узнал о том, какое ужасное воздействие оказывает на нее. Оторвав свои губы, она холодно произнесла:

— Достаточно!

Если вы хотите овладеть мной, давайте продолжим!

Даже если бы она ударила его, эффект не был бы столь потрясающим. Он начал посмеиваться, а потом этот смех перешел в раскаты довольного хохота.

— Браво, богиня! Великолепно! Это почти сработало, но почти — этого еще недостаточно.

Он отстранил ее от себя и снова пристально осмотрел.

Зенобия была потрясена. Она ожидала, что ее пренебрежение охладит его пыл, а вместо этого его восхищение лишь возросло. Следующий шаг был за ним, поэтому она молча стояла, бросая на него осторожный взгляд из-под густых черных ресниц, и ждала. Ей пришлось признать, что он очень красивый мужчина мужественного, сурового типа, высокий, мощного телосложения. Голова у него удивительно изящна для человека низкого происхождения, подумала она: овальная, с высокими, красиво очерченными скулами, прямым патрицианским носом, почти классическим в своем совершенстве, чрезвычайно чувственными губами, квадратным подбородком с глубокой ямочкой, которая была надежно спрятана под его аккуратно подстриженной короткой бородкой. Бородка, так же, как и его коротко подстриженные вьющиеся волосы, была лишь чуть-чуть тронута сединой, которая портила их прекрасный золотисто-белокурый цвет. Широко расставленные круглые глаза, небесно-голубые, окаймлены короткими рыжеватыми ресницами. Взгляд этих глаз был пронизывающим, однако никогда не выдавал его мысли.

Он начал раздеваться.

— Помоги мне снять нагрудные доспехи, — живо сказал он, расстегивая пряжки, удерживавшие его защитную пластину.

— Позови раба! — сказала она.

— Я и без того в затруднении: не знаю, что делать с тобой, — медленно произнес он, снимая свою великолепно украшенную нагрудную пластину и развязывая пояс, к которому крепились ремни доспехов, висевших у него на талии. Будучи настоящим воином, он осторожно положил доспехи в маленький сундучок, а потом снова повернулся к ней. Он снял красную тунику без рукавов, а за ней последовала и нижняя льняная туника. Теперь он стоял обнаженный, если не считать сандалий и ножных щитков. Он сел и вытянул ногу.

— Ты не снимешь с меня сандалии?

— Я тебе не служанка, Аврелиан!

— Вы, женщины высокого происхождения, вообще мало на что годитесь. Вы отказываетесь помочь мне раздеться и целуетесь вы как ребенок. Я уже сомневаюсь, стоите ли вы всех тех неприятностей, которые у меня появятся.

— Так верните меня в Пальмиру! — фыркнула она. — Верните меня, а после этого сражайтесь со мной как мужчина, римлянин!

Он, уже без сандалий и ножных щитков, взглянул на нее снизу вверх.

— Я собираюсь сражаться с вами как мужчина, богиня, а вам, возможно, в первый раз в жизни, придется сражаться со мной как женщине!

Она чуть не задохнулась от гнева при этих словах, но он продолжал:

— Сегодня ночью в этой палатке не будет ни императоров, ни цариц, Зенобия, а только мужчина и женщина, которые будут вести между собой бой, который веками ведут мужчины и женщины!

Его глаза горели синим пламенем, и она в испуге отступила назад. Именно этого преимущества он и добивался. Быстро шагнув вперед, он поднял ее и взвалил себе на плечо.

Он даже не пытался быть с ней нежным, сделав ее беспомощной и лишив возможности сопротивляться. Он пересек палатку, вошел в спальное отделение и бесцеремонно кинул ее на свою кровать. Потом сам бросился на нее и зажал ее лицо между своими ладонями.

— Мне нечего дать вам! — прошептала она.

— Вы дадите, прежде чем кончится эта ночь! — пообещал он и рывком притянул к себе ее голову. Его губы снова требовали ее губ.

На этот раз Зенобия сопротивлялась Аврелиану. Когда его губы прильнули к ее губам, безотчетный страх забил в ней ключом. Этот страх уничтожил ее намерение оставаться холодной, сердце бешено забилось.

Он тут же почувствовал ее ужас, и вдруг его губы сделались нежными. Они лишь чуть-чуть касались ее губ, и он зашептал:

— Нет, богиня, не бойся! Ш-ш-ш, ш-ш-ш, я не сделаю тебе больно.

Она была не в силах подавить сотрясающую ее дрожь. Это хуже всего, подумала она. Она не желала, чтобы он был нежен с ней. Она хотела, чтобы он с неистовством набросился на нее, тогда она могла бы еще больше возненавидеть его. С сердитым криком она подняла руки и вцепилась в него ногтями.

Он силой поднял ее руки над головой и, удерживая их одной рукой, другой пытался приласкать ее.

— Нет, богиня, — упрекал он. — Чего ты боишься, Зенобия? Подари мне ласку твоих губ, любимая! От этого не будет большого вреда.

Она чуть не заплакала при этих словах. Любимая! Он назвал ее» любимая «! Прежде только Марк, тот самый Марк, который предал ее и оставил ее этому человеку, называл ее» любимая «.

Аврелиан почувствовал ее слабость и в то же мгновение снова прильнул к ней. Его губы мягко овладели ее губами в поцелуе, таком страстном и в то же время таком нежном, что она больше не могла сопротивляться. Ее губы смягчились под настойчивым нажимом его губ. Он нашел ее язык и в течение долгой минуты сосал этот лакомый кусочек. Потом отпустил ее губы.

Зенобию ошеломило чувство утраты, которое она при этом ощутила. Почему она чувствует себя так? Ведь она не выносит этого человека, и будь у нее оружие, она использовала бы его против него. Открыв глаза, она обнаружила, что он смотрит на нее сверху вниз без улыбки. Его свободная рука погладила ее по лицу.

— Твоя кожа подобна шелку, — мягко произнес он, и его рука начала исследовать ее тело.

Его горячая рука двигалась вниз по ее шее, рука, которая, как она подумала, могла с такой же легкостью задушить ее, как и ласкать. Он прочел эту мысль в ее серых глазах.

Он задержался на мгновение в нежной впадинке у нее на шее, и она почувствовала, как ее кровь течет у него под пальцами. Потом его рука двинулась вниз, чтобы погладить высокие выпуклости ее грудей, и неторопливо заскользила по ложбинке между грудями. Одним пальцем он начал раздражать ее соски, лаская и возбуждая их. Против ее воли соски стали упругими, и она ощущала в них покалывание. Он наклонил голову, чтобы поцеловать.

Она почувствовала, как из горла рвется крик, но огромным усилием воли сдержала его. Он не должен знать, она не позволит ему узнать, что его жадные губы, сосавшие ее груди, уже начинали пробуждать слабый отклик в самой глубине ее существа. Она не могла понять этого, и это не только приводило в замешательство, но и пугало. Она начала дрожать и попыталась уклониться от этих настойчивых губ.