Царица поверженная
Шрифт:
Ее золотистые волосы волнами ниспадали на плечи, так мастерски изображенные, что я различала мускулы и изящные округлости плоти.
«Сколько тебе лет? – мысленно спросила я богиню. – Пятьдесят? Сто? Ты всякий раз выглядишь по-новому, словно ты из плоти, а не из камня. Так искусство обманывает реальность».
– Я помню, как ее дарили. – Хрипловатый голос Хармионы, прозвучавший за спиной, заставил меня подскочить. Звуки инструментов, с помощью которых подгонялись элементы мозаики, заглушили ее шаги. – Она великолепна, не так ли?
Мы обе воззрились на Венеру, завидуя ей.
– Ты похожа на нее больше меня, – сказала я. – Это твой цвет волос.
– Никто не похож на нее, – покачала головой Хармиона. – Вот почему она обладает могуществом, какого нет ни у одной из нас.
Однако тут Хармиона явно скромничала: она привлекала внимание мужчин почти так же, как сама Венера. Я видела, как все, от мальчишек до престарелых писцов, пожирали ее взглядами.
– А ты не находишь, Хармиона, что тебе пора задуматься о замужестве? – спросила я. – Это не помешает остаться у меня на службе. Мне жаль тех несчастных, что страстно хотят жениться на тебе, но ты не удостаиваешь их вниманием.
Хармиона рассмеялась низким лукавым смехом.
– Я подумывала о замужестве, – призналась она, – но пока не встретила ни одного смертного мужчины, кого сочла бы достойным. Видишь ли, как Венера затмевает своим совершенством всех женщин в глазах мужчин, так и Аполлон затмевает всех мужчин в глазах женщин. Мне бы хотелось познакомиться с мужчиной, похожим на Аполлона. Часто тебе такие встречались?
– Одного знаю, – подумав, ответила я. – Октавиан. Красотой он, пожалуй, не уступит и статуе. Но в отличие от изваяния он разговаривает, двигается и порой проявляет себя не лучшим образом.
– А в последнее время не попадаются? – не унималась она.
– Не припоминаю, – честно призналась я, чтобы она не подумала, будто мне пришло в голову скрыть от нее некоего знакомого Аполлона. – Но теперь я буду присматриваться внимательнее.
Двое работников с натугой вывернули камень из пола и сдвинули в сторону. Они ухмылялись, и я поняла, что они слышали наш разговор. Уж не воображают ли они себя подобиями Аполлона? У одного была волосатая спина, и он больше смахивал на Пана, а другой, коротышка с длинными руками, и вовсе напоминал обезьяну.
Едва удерживаясь от смеха, мы поспешили прочь из зала и лишь за дверью, привалившись к стене, скорчились от беззвучного хохота.
Я сказала:
– Это напомнило мне о моей обезьянке Касу.
Хармиона смеялась до истерики.
– Я серьезно. Где она?
– Я думаю… наверное… она в комнате Ирас, – с трудом выдавила из себя Хармиона. – Они, кажется, подружились.
Мы стояли на ступеньках дворца, что вели прямо к царской гавани. Прямо над головой летали чайки, белевшие на фоне синего неба.
– Давай покатаемся на лодке, – вдруг предложила я. Погода была слишком хороша, чтобы сидеть дома. – Конечно, не гонку устроим, а так, отдых. Чтоб расслабиться да любоваться красками моря и неба.
Лодок в моем распоряжении имелось много, от маленькой прогулочной яхты до точной копии древней ладьи фараонов. А вот возможностью получать удовольствие от водных прогулок я была обязана собственной решимости и силе воли – едва ли не самым ценным чертам моего характера. Воля поможет, если нас покинет талант, вдохновение и даже удача. Но когда нас покидает воля, все пропало: мы действительно обречены…
Хармиона загорелась.
– Я никогда не каталась на фараоновой ладье! – воскликнула она. – У которой нос в форме лотоса.
– Ну, ее и возьмем.
Мы спустились по широким, мягко закруглявшимся мраморным ступенькам – как в театре, где ряды сидений располагаются один над другим. На дне сквозь прозрачную чистую воду виднелись камни и яркие анемоны. Подальше, в открытом море, океан накатывал на основания маяка и разбивался, вздымая высокие валы, увенчанные искрящимися плюмажами невесомых брызг.
В тот момент я решила, что обязательно закажу для Венеры Цезаря парную мозаику. На ней будет изображена вот эта сцена: Александрийская гавань в погожий летний день.
Царские суда пребывали в постоянной готовности, так что ждать нам не пришлось. Капитан принялся отдавать распоряжения, а Хармиона ахнула, поднявшись по разукрашенным сходням на палубу.
– Ой! Она настоящая?
– Если ты имеешь в виду, настоящее ли дерево и золото, то да, она настоящая, – ответила я, поднявшись за ней следом.
– Я хотела сказать, что это чудо, в истинном смысле слова.
– Эти ладьи делали для фараонов. Во всяком случае, меня уверили, будто они путешествовали по воде только таким манером.
Да, они возлежали на ложах в тенистых павильонах из древесины кедра; их обмахивали драгоценными опахалами на длинных ручках, если ветра не желали дуть; они опирались на золоченые перила.
– Идем.
Я повела Хармиону в павильон, где мы опустились на подушки.
Слуга в набедренной повязке, вороте-ожерелье и древнеегипетском головном уборе появился невесть откуда, как по волшебству, и подал прохладительные напитки.
Мы отчалили. Гребцы молча налегали на весла с серебряными лопастями, ладья мягко покачивалась в теплой воде.
Море, именно море придавало величие Александрии. Оно приносило богатства мира к нашим дверям и давало нам могущество. Я должна немедленно, безотлагательно приступить к восстановлению флота. Пока же единственная наша защита – римские легионы, оставленные Цезарем. Стоит им уйти или повернуть против нас по приказу кого-то из римских вождей – возможно, одного из убийц…
Этот ясный день так манил к себе, потому что был беззащитен.