Царица поверженная
Шрифт:
Я сжала свиток, решив прочесть письмо потом, не на глазах у этого наглого и враждебно настроенного человека.
– И куда Антоний просит меня прибыть?
– В Тарс, где в скором времени появится и сам.
– Ты можешь передать наместнику Антонию, что царица Египта не подчиняется римским магистратам, не внимает чьим-либо «повелениям» и не собирается ни перед кем оправдываться. Я разочарована тем, что мой союзник, а некогда и друг счел возможным обратиться ко мне подобным образом. Если, конечно, его желание было передано верно.
Этими словами я предоставила послу возможность обелить Антония, но он ею не воспользовался.
– Значит, таков твой ответ? – спросил Деллий. – Ты не приедешь?
– Нет, – отрезала я. – Если ему угодно поговорить со мной, пусть приедет сам. Он уже был здесь четырнадцать лет назад и дорогу, наверное, помнит.
Оставшись одна в своей комнате, я прочитала свиток и нашла «обвинения» смехотворными: будто бы я помогала Кассию и Бруту, отдав им четыре римских легиона! Всем известно, что легионы были посланы к Долабелле и захвачены Кассием. Изменник Серапион передал им флот на Кипре, а мой собственный я потеряла, пытаясь прийти на помощь Антонию! Неужели он мог забыть об этом? Какое оскорбление!
Позднее мне пришло в голову, что все это можно объяснить наветами недоброжелателей – той же Глафиры или самого Октавиана. Особенно Октавиана: он был бы рад дискредитировать мать Цезариона и тем самым разорвать все связи сына Цезаря с Римом.
Архелай прождал несколько дней, и после отбытия Деллия мне пришлось согласиться на встречу с ним. Прежде чем отправиться в тронный зал для официальной аудиенции, я позволила Ирас заняться моим лицом и волосами, чего ей давно хотелось. Хармиона подбирала мне наряд.
Зачем я это делала? Рассчитывала ли я отпугнуть юношу неестественным цветом лица или слишком пышным нарядом? Хотя я была самой богатой и могущественной женщиной в мире – как легко произнести эти слова! – я умела располагать к себе людей. Но умела и удержать их на расстоянии. Все определялось наклоном головы, тоном голоса, выражением глаз.
Усевшись на скамью так, чтобы свет с севера падал мне прямо на лицо, я сказала:
– Хорошо, Ирас, пускай в ход свою магию.
Потом закрыла глаза и стала ждать.
Ее проворные пальцы погладили мои щеки и пробежались по линии скул.
– Лечение помогло, – заключила она. – Следов воздействия соли практически не осталось.
«А жаль, – подумалось мне. – Лучше бы они сохранились подольше. По крайней мере, пока соискатель не отправится восвояси».
Она распределила какую-то нежную субстанцию по моему лицу, втирая ее круговыми движениями.
Аромат был восхитительный.
– Масло из сыти, моя госпожа, – пояснила она. – А сейчас я удалю его смесью соков сикомора и огурца.
Ирас протерла мое лицо этим настоем, и кожу стало пощипывать.
– Твоя кожа станет гладкой, как отполированный мрамор, – говорила Ирас. – Хотя она и так хороша, в особом уходе не нуждается. А теперь закрой глаза, и я положу на твои веки охлаждающую смесь молотого сельдерея и конопли.
На мои глаза легла прохладная повязка.
– Полежи, расслабься.
Я и расслабилась – мысленно перенеслась в какое-то место, никогда не виданное прежде. Это был лесистый склон холма с высокими кипарисами и пасущимися овцами, где играли легкие ветерки.
– Ну вот, – сказала Ирас через некоторое время, сняв повязку. Я вернулась в реальность моей комнаты. – Чем ты сегодня хочешь подвести глаза – черной сурьмой или зеленым малахитом?
– Малахитом, – выбрала я. – Сурьма хороша на каждый день, а сегодня я все-таки встречаюсь с претендентом на мою руку.
Собственно говоря, если бы он хотел лишь подержать меня за руку, не стоило бы так суетиться.
Ирас взяла косметическую палочку и провела тонкие линии вокруг моих глаз, поверх век и за уголками.
– Теперь смотри. – Она поднесла зеркало. – Видишь, как зеленый цвет усиливает природную зелень твоих глаз?
Да, правда. Цезарь любил оттенок моих глаз – говорил, что они цвета Нила в тени. Но я давно не использовала зеленый цвет и привыкла к тому, что подсурьмленные глаза выглядели темнее. Теперь я сама удивилась – какими, оказывается, яркими они могут быть.
Ирас обмакнула палец в маленький горшочек с бараньим жиром, смешанным с красной охрой, и провела им по моим губам, придав им сочный красный цвет.
– Вот так! – вздохнула она. – Отказываясь красить губы, ты скрываешь их свежесть и форму.
Я уже чувствовала себя как усовершенствованная и дополненная версия знакомой Клеопатры.
– Твои волосы блестят от сока можжевельника и масла, в котором мы их промыли вчера. Теперь мне осталось расчесать их и вплести золотые украшения.
– Это хорошо, – послышался за спиной голос Хармионы. – Потому что я как раз подобрала зеленый наряд с золотой вышивкой.
Обернувшись, я увидела в ее руках зеленое платье финикийского покроя, подобранное у плеч, со вставкой на спине.
– Похоже, ты готовишь меня к визиту на Олимп и пиршеству в обществе богов, – заметила я. – Между тем я собираюсь выйти в собственный тронный зал.
– Может быть, для тебя это обычное событие, – сказала Хармиона, – но подумай о госте. Пусть он увидит то, ради чего стоило проделать такой дальний путь.
Я вздохнула. Бедный юноша, кем бы он ни был. Мардиан, наверное, обнадежил его, хотя и высказывался неопределенно.
Хармиона натянула на меня платье, другая служанка надела мне на ноги, тоже умащенные ароматическим маслом, расшитые золотом сандалии. Потом Ирас принялась укладывать мои волосы, а Хармиона вынула шкатулку с драгоценностями и выбрала изумрудное ожерелье, а также золотые с жемчугом серьги. Потом прибавила к ним браслет в форме кобры.