Царица Теней: возвращение Персефоны

Ласточка Инна

Лина не поверила зеркалу и схватила пряди распущенных волос, чтобы убедиться лично. Убедилась. Ей больше не хотелось верить ни собственным глазам, ни собственным чувствам. Неужели это правда? Неужели сон был правдой? Лина резко выскочила из-за стола и бросилась к двери, но запуталась в полах одежды, схватила рукой воздух и упала бы, если бы в этот момент в её ладонь не лёг скипетр и, словно так и было задумано, помог ей устоять. Лина взглянула на него, вскрикнула и отбросила в сторону.

— Нет, — прошептала Лина, — не может быть...

Самое

очевидное и самое нежеланное предположение закралось ей в сердце. Она сопротивлялась, она отгоняла его, но чем больше думала об этом, тем глубже погружалась в необъятную мощь своей новой силы, в её глубину, теряя себя, уходя от мира реального в мир тёмный, наполненный грёзами и видениями, в мир, где блаженное забвение кажется единственным выходом. Голоса нимф, вбежавших на шум, затерялись в тумане сознания, их лица, образы, взгляды — всё исчезло. И наступила тишина.

***

(Начало Золотой Эпохи Богов)

«Я предлагаю стать моей правой рукой, помощницей, собеседницей»... Геката не поверила словам Аида ни на йоту. Уж кому, как не ей, было знать коварство и лживость, пропитавшие жизни верховных богов и их окружения. Дети Реи и Кроноса — кто из них мог быть честным, сочувствующим или способным хоть на какие-то бескорыстные поступки? Даже Гестия, и та иногда выходила за рамки любой существующей в сердце Гекаты морали, что уж было говорить про самого скрытного и опасного из богов.

Аида боялись и уважали — особенно те, кто не застал его жизни на Олимпе — и Геката не была исключением, однако первый же спокойный разговор заставил её усомниться во всём, что она знала о нём. Самая важная деталь, которой не доставало слухам о старшем брате Зевса — он был совсем не похож на Олимпийских богов. Ни характером, ни внутренним наполнением. Да, он выглядел как они, казался таким же, но лишь казался — в справедливом Властителе царства Теней Геката не нашла и намёка на того, кем его представляли. Кто бы ещё принял её, как равную себе? Кто бы ещё обращался с ней как с богиней? Подле Зевса всегда находилось много женщин и мужчин, но никто из них не удостоился такой чести, даже Афина не стояла на той же ступени, на какую встала Геката рядом с Аидом.

И всё же она не доверяла ему, с опаской и почтением приходила на встречи — в её сознании никак не укладывалось, что Аид благосклонен к ней просто так, без всяких романтических чувств. Такого не могло быть, не в этом мире, разве что во сне. Но это не было сном. Аид действительно не делал ничего, что заставило бы Гекату подумать о чём-то большем. Только несколько веков спустя, когда Деметра пригласила её отпраздновать рождение Коры, Аид всё прояснил.

— Нет никаких ограничений, Геката. Ты можешь уходить, когда и куда вздумается вне своих обязанностей... Разве я не говорил тебе, что ты не слуга, а друг?

Именно тогда Геката, наконец, поняла, что в Пустынных землях после её изгнания с Олимпа Аид появился не случайно, и что он спас бы её от песчаной бури, даже если бы она совершила попытку его убить.

«Не слуга, а друг». Геката вооружилась этим знанием и долгие годы верила, что Аид доверяет ей в той же мере, в какой и она ему, что он не станет скрывать действительно серьёзных вещей, что он не поступит опрометчиво или, тем более, глупо. Но Ананка не знает жалости. Судьба вела Гекату к испытанию её веры, и испытание настигло её в одну тихую ясную ночь, когда очередная горстка теней направилась к Вратам. Геката повстречала Деметру. Деметру, которая от слёз и горя изменилась так сильно, что в ней с трудом можно было узнать прежнюю богиню Плодородия.

Пропала Кора. Светлая, ясная, цветущая Кора, дочь Зевса, дочь Деметры, девушка — чьё присутствие напоминало о возрождении и поэзии природы. Геката не могла помочь Деметре, но она знала, кто может, и незамедлительно отвела её туда.

Гелиос долго мялся — участь титанов, вмешивающихся в дела Зевса и его братьев, была слишком незавидной, чтобы испытывать судьбу, однако и такое горе, как потеря ребёнка, не могло оставить его равнодушным. И Гелиос признался.

— Твою дочь забрал Аид, Деметра... Владыка Мёртвых.

Аид. Если бы сейчас Гелиос ударил Гекату по лицу, ей бы и в половину не было так больно, как от прозвучавшего имени. Почему? Что случилось со справедливым Владыкой? Он не предупредил её, даже не намекнул, что собирается буквально похитить молодую девушку. Для чего? Едва найдя в себе силы сохранить самообладание, Геката успокоила Деметру и вызвалась быть её представителем в царстве Теней, обсудить всё с Аидом — Деметра, нехотя, согласилась.

— Я справедливо полагала, что Владыка намерен сообщать о таких важных вещах, как похищение богинь, — без страха заявила Геката утром следующего дня.

Аид стоял к ней спиной у ворот придворцового сада и смотрел вдаль, где вулканы Тартара выбрасывали в алое небо пепел и дым. Его величие и власть чувствовались столь сильно, что Геката невольно склонила голову, ей пришлось опустить и взгляд, когда он обернулся.

— Я дал тебе свободу, Геката, я ничего не просил за твоё спасение и не требовал беспрекословного подчинения, я, наконец, назвал тебя другом... и это действительно так. Я не считаю возможным вмешиваться в личную жизнь друзей и ожидаю того же в ответ.

— Проще говоря, это не моё дело? Но если я друг, тогда, может быть, я хотя бы заслуживаю объяснений?

Аид очень серьёзно посмотрел на неё, но она не почувствовала ни угрозы, ни опасности, только тягучую тяжёлую грусть и... вину?

— Ты права, — сказал он после долгого молчания, — я должен был предупредить...

Сердце Гекаты пропустило один удар, прежде чем она подняла голову и заглянула в густой мрак его глаз.

— ... но я не стану оправдываться, — продолжил он, — могу только сказать, что все мои действия не противоречили законам Олимпа. Ты мне веришь?