Царская экспертиза
Шрифт:
— «Феномены» говоришь? — Любовь Ивановна задумалась над незнакомым словом.
— Феномен — это необычное явление, не укладывающееся в рамки обыденного мировосприятия, — объяснил Шумилов. — Дорогая Любовь Ивановна, я ведь не просто так сижу тут, рассуждаю… красуюсь, так сказать… Мне помощь нужна.
— Слушаю тебя, Лёшенька.
— Человека мне надо найти. Колдуна. Или «дедушку», как у нас на Дону говорят. Я знаю примерно, где он живёт. И знаю его прозвище. Но настоящего имени не знаю. Как мне к этому подступиться?
— Ага, — тётушка задумалась. — А прозвище как?
— «Блокула».
— Ага, — повторила
— Да, вроде бы, местный. Вот если ехать от Замостья к Нахичевани по нижнему берегу, к парому, значит, вот он там живёт. В районе Аксайской улицы, вроде бы.
— У нас в Ростове этих Аксайских улиц, как собак нерезаных, я и не знаю про которую ты говоришь… Армянин, может? Они ведь тоже христианского обряду придерживаются, хотя и неправославные. А на что он тебе? Ведь каждый колдун что — то своё делает: один боль снимает, другой — плод изгоняет, третий — плодовитость скота поднять может. Тебе — то на что?
— Мне его, тётушка, в тюрьму посадить надо…
— Ага… — тётушка опять надолго задумалась. — Да ты, никак, шутишь?!
— А что, смешно стало?
— Ну, что ты, Лёшенька, шутить этим..! Этих людей обижать нельзя: наложат порчу, и жизни не станет. Они опаснее змеи!
— Я и так порченый, куда ж более: ни кола, ни двора, женщины не любят, капиталов нет и не будет. Зато, однако, не без выгоды: умру молодым, здоровым и с набриолиненной головой.
— Тьфу на тебя, Бога гневаешь, говоря такое! Окстись!
Тётушка заволновалась не на шутку, отложила в сторону своё вязание.
— Люди эти секреты разные знают, опасные секреты, — продолжила она. — Их затрагивать — себе дороже станет.
— Тётушка, вся современная токсикология выросла на ведьмаческих рецептах. Когда в восемнадцатом столетии естествоиспытатели взялись изучать то, чем занимается эта публика, то оказалось, что вся палитра ядов — и минеральных, и растительного происхождения — им прекрасно известна. Колдуны и колдуньи умеют извлекать из бессмертника, болиголова, чистотела и прочих растений весьма ядовитые экстракты, я уж не говорю о таких ядах, как ртуть, мышьяк или сурьма, с которыми они тоже умеют прекрасно управляться. Когда инквизиторы тащили эту публику в трибуналы, право же, они знали что делали. Дело вовсе не в человеческих суевериях, а в том, что колдуны действительно способны причинять реальный вред и делать это помимо заклинаний. Опыт показывает, что унция мышьяку оказывается куда эффективнее чёрного глаза и дутья на воду. Люди это опасные, с этим я не спорю, но это вовсе не значит, что они должны оставаться неприкасаемы. Как раз наоборот. Вернёмся, однако, к Блокуле, — предложил Алексей. — Как бы, все жё, мне его отыскать?
— По какой он части, что делает — то?
— Яды.
— Яды… Это не яды, милый Лёша, это зелья. Знахарь, стало быть.
— Это имеет значение?
— Конечно, имеет. У них каждый занят своим делом. У одного порошки — корешки да травы. Другой ничем таким не пользуется, просто воду заговаривает и через воду всё делает. Один мастер наводить, другой — снимать. Бывает так, что к одному обращаешься, он «посмотрит» тебя и откажется иметь дело, пошлёт к другому.
— Знахарей — то знакомых у вас нет? — поинтересовался Шумилов. — У них ведь, поди, своя корпорация,
— Ох, нету. Тут надо с другой стороны заходить. Человека этого следует искать через местных старушек. Они его должны знать. В церкви ближайшей потолкаться, к старушкам подсесть, поговорить, при церквах всегда такие есть. Какая там ближайшая церковь? Петра и Павла? Пожалуй, оттуда надо начинать поиск.
Шумилов думал примерно так же и такой вариант считал весьма перспективным.
Уже в десятом часу вечера вернулся со службы дядя Миша. Красный, распаренный, он страдал от жары даже более остальных, поскольку был принуждён проводить всё своё рабочее время в наглухо застёгнутом форменном кителе и фуражке. Настроение, впрочем, было у него в этот час бодрое. Выпив с племянником лимонаду, он потребовал от супруги домашнего винца и, дожидаясь пока она принесёт кувшин, завёл с Алексеем разговор:
— Ну, рассказывай, чувствую, что по делу пришёл. Случилось что?
— Дядя Миша, помните, мы разговаривали об Александре Максименко? А почему вы мне тогда не сказали, что следствие возникло?
— Да как же не сказал? — дядя изумился. — Да не может такого быть! Следствие, экспертизы там всякие — всё это было. Только давно уже это все случилось. Потому и забылось. Максименко умер по осени, октябрь или ноябрь стоял. К Рождеству, почитай, всё следствие уже и закончилось. Потом, правда, прокурор дело вернул на доследование. Назначили вторую экспертизу. Она вроде как подтвердила, что жена не виновата в смерти мужа. Вот тебе и всё следствие. Выеденного яйца не стоит. И говорить — то не о чем!
— Дядя Миша, помогите мне разыскать человека.
— В городе?
— В предместье. Только я не очень хорошо знаю этот район. Всё — таки Ростов очень быстро строится, а я тут бываю раз в три года, и то в лучшем случае.
— А мы сейчас по нашей карте посмотрим, — решил дядя.
Михаил Васильевич пригласил Алексея в светлую, уютную комнату, служившую одновременно и кабинетом хозяина дома и библиотекой. Ещё с детства Алексею был памятен большой кожаный диван в углу. Память до сих пор хранила приятный холод его отполированного до глянцевого блеска сиденья. Алексей опустился на мягкие пружины и с улыбкой погладил гладкую чёрную кожу. Почитай тридцать лет прошло, даже в голове не укладывается.
Между тем дядюшка извлёк из старинного книжного шкафа карту большую города и, разворачивая её на столе, проговорил:
— Ростов и правда быстро строится. Телефон, конка, водопровод, уличное освещение — и всё это буквально за последние пять лет появилось! Улицы мостят, конку до Нахичевани дотянут, скоро, гляди в черту города включат. Консульства иностранные открываются: турки, болгары. Какой вокзал отгрохали, а здание Госбанка! Крупнейшие в России, уж не знаю, правда ли, но в газетах так писали.
Карта оказалась очень точной, Алексей без труда восстановил по ней все свои сегодняшние перемещения. Самое главное — нашёл улицу, по которой пробежал мальчишка, спрыгнувший с повозки Гунашихи. Ткнул в неё пальцем:
— Что это за место?
— Та — ак. Это у нас всё то же Замостье, вернее, южная его часть. Старое название — Ручейники. А улица называется Аксайка. Так кто тебе там нужен?
— Не знаю ни точного имени, ни возраста, ни даже того, мужчина это или женщина. Фамилия или прозвище — Блокула.