Царская немилость
Шрифт:
— Повернись избушка к лесу задом, а ко мне передом.
— Хрен тебе Иван не царевич. Сам прогуляйся.
Или лучше так.
— «Повернул избушку, ух, разбудил старушку! Стояла себе задом, так ему, видите ли, не тем фасадом! ... — И не жди от меня подмоги — уноси скорее ноги»!
Нежино встретило заливистым собачьим лаем. Пётр Христианович с собой привёз молодую суку Брунгильду. По словам немца — управляющего можно и её за пятьсот рублей продать. Но это если купят, а так рублей за триста. Да и ладно, не жили богато … Ему нужна медицина. Нужно ведьме ученицу найти, и деньги тут — второстепенное.
Николай Николаевич опять попытался графа заманить наливочку пробовать, но Пётр упёрся. Понимал, что
— Брунгильду на Василису, Лукерью и Гнедка? — дедок стал бакенбарду на палец накручивать. Хорошие такие бакенбарды. Вот, есть же усы будёновские, а тут чьи бакенбарды, можно им смело имя соседа присваивать курдюмовские.
Гнедок был конь. Чего уж — был. Есть. Конь не может не есть, вот и сейчас сено жевал. Огромный. Агромаднейший! Не Першерон и даже не Фриз. Однако — здоровущий гад. Скорее всего, не чистокровный. Есть сейчас в России такая порода лошадей — битюг. Или правильнее Битюг. Вообще — это название реки в Воронежской губернии. Там крестьяне скрестили разных немецких коняжек со своими посконными и случайно получили эту не определённую точно породу лошадей. Строгого стандарта нет, так как селекция народная, и вскоре её ещё всякими орловскими рысаками и фризами разбавят и вообще потеряют. Но вот пока есть. И это довольно приличный её представитель. Рост в холке не менее метра восьмидесяти, сам тёмно-тёмно-коричневый, почти вороной. А грива рыжая и ноги мохнатые, как у фризов, даже ещё мохнатей, прямо, как у монгольских диких лошадок. Брехту он ещё в первый день посещения Нежино понравился. Конь был старенький, ну ещё пару лет протянет. Так ничего тяжёлого таскать Пётр Христианович его заставлять и не собирался. Наоборот, жить будет на вольных хлебах в тепле и сытости и фризок окучивать. Удовольствия сплошные.
И тут всю обедню испортила Антонина Капитоновна — секунд-майорша, вышла на крыльцо и загнала всех обедать. Ну и наливку пробовать. В результате Пётр Христианович проснулся дома, но опять с головной болью, воспоминание об «обеде» частично сохранились. Он точно помнил, что по рукам ударили, собаку он на битюга поменял, а девку с матерью ему на сдачу отсыпали.
Нет, всё, как там в детской поговорке: «Туда я больше не ездун. Не ездец».
Событие тридцать третье
Есть вещи в мире, которые за деньги не купишь, но и без денег до них не доберёшься.
Евгений Витальевич Антонюк
Кузницу построить зимой невозможно. Крупнопанельного домостроения ещё не придумали. Потому кузнец остался пока и жить и работать в своём селе. Три километра не расстояние. Если что нужно поправить из крестьянского инструмента, то ссыпайте в сани, отвезём и починим, а потом назад доставим, так Пётр Христианович народу своему рассказал. Народ покивал и разошёлся, никто ничего на починку не принёс. Нет у народа толком ничего железного, а тем более на починку. Да, чтобы продать что-то ненужное, нужно сначала купить что-то ненужное.
Раз заехал Пётр Христианович к кузнецу, два заехал, в смысле на второй день, а с его Студенцов только один заказ, прибежал пацанчик со сломанным серпом и всё. Но …
Убегание пацана граф застал. Был он без шапки и даже овчинную шубейку, явно с чужого плеча, в угол сбросил. Худой и нестриженный в заплатанных из мешковины сделанных штанов, не сшитых, сделанных. Там на тесёмках всё держалось. Может у матери и иголки-то нет. А ещё пацан был в лаптях и что-то типа куска плохо выделанной шкуры на ноги намотано под этим лаптем.
— Стоять! Бояться! Как тебя звать?
— Спирькой, вашество. — И попытался снова смыться.
— Да, стой ты, Спирька. Чего худой такой и без валенок?
— …
— Валенки есть у вас?
— …
—
— Хочу, вашество! — головой нестриженной замотал.
— Садись в дормез. Вместе домой поедем.
Там тоже разговора не получилось. Узнал лишь Пётр Христианович, что Спиридону Олександрову одиннадцать зим. Сколько лет, так и не признался. Привёз его граф в Студенцы и отвёл к себе на кухню. Кашу пацан съел, а хлеб не стал.
— Чего? — Брехт кивнул на зажатую в руке скибку ржаного хлеба.
— Сестрёнкам отдам.
А ведь никто из крестьян на сходе, да и после на нехватку продуктов питания не жаловался, тем более что Пётр Христианович им запретил зерно и другие продукты продавать.
— А как же подушную подать …
— Сколько?
— Полтора рубля серебром. — Осип показал пятерню. Странная единица измерения, это по тридцать копеек палец. Непонятная математика.
— Сорок человек по полтора рубля … Два пишем три на ум пошло. Сам заплачу. Продукты питания продавать запрещаю. Узнаю, выгоню из артели. Так християнам и передай. — Председатель артели «Свободный труд» часто закивал.
И вот сейчас граф Витгенштейн, увидев явно недоедающего пацана, решил, что пора чуть попрогрессорствовать. Всё равно хотел, но когда это так, типа, ну с чего-то начинать надо, это одно, а когда десятки детей голодают явно, это совсем другое. Решил Брехт построить полевую кухню. А что, кузнец есть, и ему совершенно нечего делать. Да и деньги ещё свободные есть. Он даже дворцовые деньги Екатерины ещё и не начинал тратить.
Поехали они с Прохором в Подольск за необходимыми материалами. Приехали и пошли по рынку, потом по кузницам, потом по магазинам. Если кто-то решит в 1800 году изобрести полевую кухню, то его ждут серьёзные траты. Такие серьёзные, что он тут же решит, что солдаты сами на костерке чего себе сообразят. Даже богатый человек разорится хотя бы полк свой оснастить полевыми кухнями.
Но Пётру Христиановичу деваться некуда. Как там, в песне Тимура Шаова:
Всё в стране ужасно, всё в стране погано.
В высших эшелонах — шум и болтовня.
Бисмарка там нету, нет Шатобриана —
Значит, надо, чтобы главным выбрали меня.
И сразу наших олигархов разведу я круто,
Соберу их вместе и скажу: «Даёшь!»
И скажу: «Сдавайте, граждане, валюту!
У меня народ не кормлен, начался падёж!»
Вот, пока падёж не начался, а олигархов рядом не лишку, придётся самому раскошелиться.
Купили две железные бочки, они обошлись в семьдесят шесть рублей. Это ещё трёх девок можно было купить у племянника императорского Петра Андреевича. Кроме жести, которую отдельно от бочек не нашли, нужно же ещё и чугунный колосник и чугунный большой котёл. Колосник нашли за пять рублей. Три барана приобресть вот рядом, в соседнем ряду на рынке, можно на эти деньги. А с котлом вообще проблема, маленьких полно, хоть из жести, хоть из чугуна, хоть из меди, а вот с большими — беда. Самый большой, который нашли, был из меди и вмещал всего литров пятьдесят. Ну, может для маленькой деревеньки и хватит. Котёл стоил сто тридцать рублей. Всё же Пётр Христианович купил его, как и несколько штук поменьше. Хоть, на той же печи чай вскипятить ребятам, и ведьме же посуду обещал. В результате горсти золота, как не бывало. Отдал за все покупки, ещё ведь и сорок литовок нужно, восемьсот рублей на серебро. Всё, деньги практически, выданные компанией братьев Зубовых, кончились, а ещё ведь и не начинал толком прогрессорствовать. Осталась только та тысяча рублей, что сам Валериан всучил, и которые, в отличие от остальных, вроде как с отдачей.