Царская невеста

Елманов Валерий Иванович

Я молча сунул руку за пазуху. По счастью, после возвращения с поля я так и не удосужился снять медальон – все было как-то не до того. Теперь он мне пригодился.

Однако достать мне его не дали – двое тут же сноровисто схватили за руки, а третий бесцеремонно запустил руку мне под рубаху, извлекая неведомую кинокрасавицу. Снимал он ее тоже не деликатничая – чуть ухо мне цепочкой не ободрал.

– Эвон кака справная, – сожалеючи протянул Иоанн. – Дебела, пышна, ликом бела, губами червлена…

«Ему еще осталось добавить, что зельной красотою

лепа, бровьми союзна, телом изобильна, и тогда уже будет вообще копия пьесы Булгакова [17] , – мрачно подумал я. – Ишь как разобрало, чуть слюной не исходит».

Наконец царь оторвал взгляд от парсуны и вновь устремил его на меня.

– Стало быть, худо ты повеление своей королевны сполнил, – задумчиво протянул он. – Покарать бы тебя за это надобно…

Да сколько ж можно?! Третья пыточная уже, и все по недоразумению. Кошмар! Хотя нет. Тут как раз следствие моей собственной трепотни, которая вытащила из одной беды, но зато сунула в другую, куда хлеще.

17

Имеется в виду пьеса М. А. Булгакова «Иван Васильевич».

– Худо, государь, – согласился я. – Но и тут как поглядеть. Может, то господь над тобой смилостивился, потому и решил меня приостановить.

– Надо мной?! – несказанно удивился Иоанн и озадаченно уставился на меня.

– Над тобой, – подтвердил я. – Сам посуди, что было бы, коли я явился бы к тебе пораньше, еще не зная о ее смерти. Ты бы уже к сей красавице сердцем прикипел, ан глядь, а ее ангелы прибрали. Сызнова тебе печаль. Вот всевышний и не допустил меня к тебя раньше времени.

– Ишь как ловко вывернулся, – подивился царь. – Теперь я уж и не знаю, казнить тебя али помиловать. А пошто опосля не объявился, когда одежонкой разжился?

– И тут посчитал, что рано. Оказывается, непригоден я к вашему бою. В наших землях все больше на шпагах бьются, а саблей – совсем иное. Секиры тоже другие. Про луки я и вовсе молчу – богатыри тебе служат, как есть богатыри. Первый раз, когда тетиву натягивал, упарился совсем. Пришлось переучиваться, а на это время надобно.

– Да ты не токмо этому у нас обучался, – недовольно заметил Иоанн, встав передо мной вплотную и тут же отвернув лицо. – Эва, как несет. – И полюбопытствовал с коварной усмешкой на лице: – Небось жажда мучит, ась?

– От глотка студеной водицы и впрямь бы не отказался, – вздохнул я. – Ежели дозволишь, государь…

– Чай, не в Ливонии нищей, – снова перебил он. – Пошто водицы? Медку поднесу. Да не глоток, а полну чашу. Заодно и сам с тобой изопью. Ну-ка, кто там!

Иоанн повелительно хлопнул в ладоши, и из мрака пыточной вынырнула еще одна приземистая фигура, которая даже не подошла – подплыла к нам, держа в руках два серебряных кубка. Когда фигура приблизилась, мне вновь почудилось в ней что-то знакомое.

Нет, то, что он тогда на поле сноровисто суетился возле

Осипа, я помнил, но вроде бы я встречал его и гораздо раньше, только где, когда и при каких обстоятельствах, выскочило напрочь.

Меж тем оба кубка были с поклоном протянуты Иоанну.

– Э-э-э нет, – отстранился тот. – Вон у нас гость, ему и чашу на выбор. Да не боись, – ободрил он меня. – Тут тебя поцелуйный обряд соблюдать никто не заставит, и в сахарные уста мово Елисейку лобзать не занадобится, так что бери смело.

Вспомнил! Как только Иоанн назвал имя, я тут же вспомнил и нашу случайную встречу перед сожжением Москвы, и мое предостережение, чтобы он не оставался во дворце Иоанна на Арбате. А еще вспомнил, что мне довелось про него прочитать. Кратко, правда, но тут достаточно и одной фразы: «Главный царский лекарь, астролог и… отравитель».

Я посмотрел на протянутые кубки. Получается, что Иоанн…

И что теперь делать? Отказаться вообще – силком вольют. Нет уж, лучше самому счастья попытать, авось выберу тот, что без яда. Вот только какой взять?

Я растерянно уставился на Бомелия, не решаясь сделать выбор. И тут он быстро скосил глаза на левый.

Подсказка? Неужто он тоже вспомнил? Или, наоборот, на яд показывает. И как поступить?

Эх, была не была, и я решительно принял кубок из левой руки.

– А пошто медлил? – подозрительно осведомился царь.

Ну что ты будешь делать – все ему не по нраву.

– Выбирал пополнее, – нашелся я.

– Ну коль выбрал, так пей, – равнодушно, пожалуй, даже слишком равнодушно произнес Иоанн, приняв оставшийся кубок и приветливо подняв его: – Во твое здравие, фрязин.

– И ты будь здрав, государь, – ответил я и принялся неторопливо пить, одновременно пытаясь распознать подозрительные оттенки во вкусе меда. Смысла в этом, по большому счету, не было никакого, но надо ж чем-то отвлечься от противной мысли, что лекарь подсунул мне отраву.

Иоанн молча следил, не говоря ни слова, пока я не выдул все содержимое.

– Благодарствую за угощение, государь, – поклонился я.

– Погодь благодарить, – усмехнулся он и обернулся в сторону двух здоровенных мужиков, по пояс голых и обряженных в кожаные фартуки. Те тут же подошли поближе и встали за моей спиной. – То жеребий был, – пояснил Иоанн. – Ты хоть и православной веры, а все ж иноземец. Потому и жеребий. Если бы ты мне правду сказывал, в награду чистого медку бы испил, а коль солгал, иного зелья испробовал. Смертного.

Так и есть – надул меня лекарь. А я его, гада, от смерти, можно сказать, спас. Или не узнал меня? Хотя какая теперь разница – все равно помирать. Обидно. В животе заурчало – не иначе как организм начал отчаянную, но безнадежную борьбу с ядом.

«Но зачем кому-то убивать меня?» – спросил Маугли.

Если б я знал. Да и что бы изменило это знание? Ничего.

– А теперь сядем рядком да поговорим ладком, – добродушно предложил мне Иоанн, указывая на лавку позади.