Царская Россия: мифы и реальность
Шрифт:
Другая сторона связана с искусством использовать внешнеполитические ресурсы с толком, т. е. с искусством дипломатии. Известно, что у России к началу ХХ века существовали противоречия со всеми государствами, за исключением Франции, с которой она фактически имела антигерманский военный союз, зафиксированный договором 1894 г. Но аналогичные противоречия имела каждая держава с той или иной степени глубины. Весь вопрос заключался в том, кто кого переиграет в разрешении противоречий в целях отстаивания своих национальных интересов. И в этой связи возникает главный вопрос: а как были сформулированы национальные интересы страны? Скажем, Россия в качестве стратегического интереса на первый план как в XIX веке, так и в начале XX века ставила контроль или захват Босфорского пролива, положив на это направление немало средств и жизни российских солдат. Ради чего? — Выход в Средиземное море? Чего ради? Экономических интересов? Между прочим, кажется, единственным политиком, открыто выступавшим против «босфорской» политики России, был министр внутренних дел П.Н. Дурново, [60] который в Меморандуме на имя царя за шесть месяцев до войны предсказал пагубные последствия для России в случае вовлечения ее в войну с Германией, и самое главное — бессмысленность для Российских интересов захвата Константинополя. [61] И он был тысячу раз прав, поскольку более чем за столетье у нас так и не сложилось масштабное экономическое сотрудничество ни с одним из Средиземноморских государств, за исключением Франции, торговля с которой успешно осуществлялась и по суше. Таких вопросов можно задавать сколько угодно и на них невозможно получить внятного ответа.
60
Не путать с его братом, И.Н. Дурново, также одно время занимавшего пост министра внутренних дел
61
См. подр. Henry Kissinger. Diplomacy. NY::Touchstone Book, 1994, p. 206–208.
Точнее ответ есть и на него частично отвечает С. Витте. Характеризуя руководящий состав господствующего класса в специальной главе "Характеристика правящих кругов", он дает такие оценки. И.Н. Дурново (министр внутренних дел, затем председатель кабинета министров) — "очень недалекий человек, но житейски умный и хитрый"; В.К. Плеве (министр внутренних дел и шеф жандармов с 1902 г.) — "очень умный агент тайной полиции, недурной юрист, оппортунист, поверхностно образованный, хитрый и ловкий карьерист-чиновник, вообще весьма неглупый, но без всякого государственного инстинкта"; К.П. Победоносцев (обер-прокурор Синода в 1880–1905 гг.) — "выдающегося образования и культуры человек, безусловно, честный в своих помышлениях и личных амбициях, большого государственного ума, нигилистического по природе, отрицатель, критик, враг созидательного полета, на практике поклонник полицейского воздействия"; А.А. Абазе (министр финансов в 1880–1881 гг.) — "человек с громадным здравым смыслом, большой игрок, весьма ленивый, кончил курс в университете, но затем мало учившийся"; великий князь Николай Николаевич — "мистически тронут", его мать — "тоже мистически тронута" (с. 422, 423, 434). О партии черносотенцев, которым поют дифирамбы нынешние кадет-патриоты: "Она состоит из темной, дикой массы, вожаков — политических негодяев, тайных соучастников из придворных и различных, преимущественно титулованных, дворян, все благополучие которых связано с бесправием и лозунг которых — "не мы для народа, а народ для нашего чрева" (с.432). О царе уже писалось. Но вот еще одна цитата: "Пишу эти строки, предвидя все последствия безобразнейшей телеграммы императора проходимцу Дубровину, председателю "Союза русского народа" (3 июня 1907 г.). Телеграмма эта в связи с манифестом о роспуске второй Думы показывает все убожество политической мысли и болезненность души самодержавного императора: " (с. 432). И т. д. и т. п.
Конечно, за этими субъективными оценками стоит обида С. Витте и на царя, и на многих его чиновников за отставку и невостребованность. Но дело в том, что результаты деятельности правящего класса на службе «отечества» подтверждают данные оценки.
В правящей элите царской России, особенно перед первой мировой войной, не было личностей, соответствующих масштабам великой роли России. Это, кстати, касается и самого С. Витте. [62] Не «тянули» они ни на уровень О. Бисмарка, ни даже на таких не очень выдающихся английских деятелей, как Б. Дизраэли или Т. Дж. Пальмерстон. То есть мы имели на вершине власти совершенных дегенератов, являвшихся одной из причин всех поражений России в начале века. Другая причина, связанная с предыдущей — это сверхзависимость России от иностранного капитала.
62
Просто уникально. Академик Л. Абалкин как-то написал восторженную статью о С. Витте, расписав его достижения как практика-экономиста и финансиста. Забыл почему-то при этом упомянуть, что в немалой степени именно благодаря этому деятелю Россия попала в финансовый капкан Франции.
Война с Японией
Первая особенно наглядно демонстрируется ходом и результатами войны с Японией в 1904–1905 гг. Об этой войне написано множество книг. Здесь напомню, что только людские потери составили 400 тыс. убитыми, ранеными и плененными. Кроме этого, как пишет Е. Агад, нужно иметь в виду, что "потери России в японской войне, включая Порт-Артур, Дальний и южную часть Китайско-Восточной железной дороги, составляют приблизительно 4 500 миллионов рублей, т. е. половину государственного долга, по которой таким образом русские крестьяне должны платить проценты и погашение, не получив в руки капитала". [63] (Агад забыл добавить среди потерь южную часть о. Сахалина, весь Тихоокеанский и Балтийский флоты; остался только Черноморский). [64]
63
Е. Агад. "Крупные банки и всемирный рынок". С.-Петербург 1914, с.72). — См.: В.И. Ленин. ПСС, т. 28, с. 96
64
Подр. см.: Л.М. Кутаков Л.М. Портсмутский мирный договор. М., 1961.
Все эти потери могли быть обоснованы в какой-то степени, если бы мы не имели военного превосходства над Японией. Современные публикации на эту тему вскрывают все новые и новые факты, из которых видна безынициативность российских высших офицеров в критических ситуациях, в частности, продемонстрированная командиром «Варяга» капитаном 1-го ранга Рудневым, [65] в ходе событий 27 января 1904 г., когда пришлось потопить «Варяг» и "Кореец".
Безусловно, просчеты стратегические были сделаны на высшем уровне, когда этот самый уровень не осознавал ни реальных интересов России на Дальнем Востоке, ни реальных врагов России. В Санкт-Петербурге должно было быть для всех очевидно, что после заключения англо-японского союза 1902 г. Япония непременно начнет войну с Россией при поддержке финансовой и экономической со стороны Англии. Это было очевидно для любого мало-мальски разбирающегося в международных делах человека. Гренвил пишет: "Чтобы защитить свои приморские интересы в Китае, Британия заключила союзнический договор с Японией в 1902 г., санкционируя японскую агрессию в Корее и делая войну в Восточной Азии с Россией более вероятной" (р. 43). Об этом прямо говорил царю германский император. "Наше же величество" на подобную информацию отвечает: "Войны не будет, так как я ее не хочу" (Витте, с. 436).
65
См. Общая газета, 11–17 февраля 1999 г., с. 15
Одна глупость порождает другую. Например, согласие вести переговоры о мире в США, зная при этом о прояпонских позициях Т. Рузвельта. Биограф этого президента подробно описывает отношение Рузвельта к русским, которых он рассматривал как "глупых, лицемерных, готовых к предательству и коррумпированных". [66] Он считал, что русская победа была бы "ударом по цивилизации" и потому был весьма рад японской победе, так как "Япония играет нашу игру". [67]
66
H. F. Pringle. Theodore Roosevelt, p. 385.
67
Цит. по: Henry Kissinger. Diplomacy, p. 42.
Но дело было не только в Рузвельте; в целом американцы были настроены против России, с одной стороны, в связи с антиеврейскими погромами в 80-90-е годы, с другой — в связи с публикацией книги Джорджа Кеннана (дальний родственник известного дипломата) под названием "Сибирь и система ссылки". На тот момент прошли времена, когда Россию считали "единственно настоящим другом Америки" (до конца 70-х годов прошлого века). Как пишет Стоссинджер, "хотя именно Япония начала войну первой, большинство американцев были на стороне японских «обиженных» (underdog). [68] Естественно, при таких настроениях соглашаться вести мирные переговоры на территории США было верхом глупости.
68
В данном контексте слово underdog означает «обиженных» или даже «недочеловеков», намекая на русскую прессу, обзывавших японцев "желтыми обязъянами".
В этой связи непонятна позиция автора книги о Витте, который в главе о Портсмутском договоре пишет: "Заключение Портсмутского договора может по справедливости считаться вершиной дипломатического искусства Витте. В очень неблагоприятной обстановке он сумел добиться столь необходимого в то время единственно приемлемого для царизма "почти благопристойного" мира". [69]
Можно ли давать подобные оценки, имея в виду, что, во-первых, истощенная Япония сама была инициатором переговоров через американцев; во-вторых, Россия выполнила почти все ее требования, за исключением контрибуции, но, взамен отдав пол-острова Сахалин; в-третьих, роль России на Дальнем Востоке фактически свелась к нулю. И это называется "вершина дипломатического искусства"? У русских действительно необычная логика: проигранную войну называть победой. Сам Витте оправдывался тем, что Южный Сахалин он уступил по настоянию царя (с. 486). А можно было не "уступать".
69
Игнатьев А.В. С.Ю. Витте — дипломат. М.: МО, 1989, с. 235.
В японо-русской войне выиграли все, проиграла только Россия. Правящие круги тогдашней страны не смогли отстоять интересы России в силу своей тупости и безмозглости. Эта интеллектуальная импотенция вела ее к следующей войне без выигрыша.
Первая мировая война и роль России
О первой мировой войне написаны горы литературы. Причем, большинство из авторов (в основном международники, историки дипломатии и журналисты-публицисты) придерживаются мнения, что война возникла как-то случайно, немотивированно, по воле какого-то рока. В частности, Барбара Таккер, наиболее популярная из этой когорты авторов, в своих знаменитых "Августовских пушках" подробно описывала, как все старались эту войну предотвратить, а она все равно началась. К такого типа авторам примыкают «субъективисты», т. е. те писатели, которые считают, что война возникла из-за дураломов в правящих кругах основных стран, особенно, в Германии и России. На мой взгляд, только ученые экономического профиля верно вскрыли причины войны, ее неизбежность, вызванную к тому же, помимо всего прочего, империалистической сущностью государств — основных участников мировых событий того времени. Среди такого типа аналитиков, естественно, первые строчки занимают Ф. Энгельс, В. И. Ленин и другие по-марксистски образованные ученые (К. Каутский, А. Бебель, К. Либкнехт). Вместе с тем немалый вклад в понимание проблемы внесли и небезызвестные из ленинских же работ австриец Р. Гильфердинг, англичанин Джон Гобсон, а в послевоенное время — немец Георг Хальгартен, американец В. А. Вильямс.
В данной работе у меня не стоит задача определять причины войны и ход ее развития. [70] Замечу только, что борьба за передел мира была основной, хотя и не единственной, мотивацией колониальной политики ведущих держав. И то, что война разразилась именно в 1914 г., а не на десятилетие раньше, или десятилетие позже, было связано с законами неравномерного развития капитализма, переплетенного с законом силы в международных отношениях. Повторяю, в данной главе стоит другая задача, точнее три задачи, а именно: 1) как рассматривали основные державы роль России в реализации их собственных государственных интересов; 2) в чем состояли государственные интересы России в тот период; 3) как работала концепция баланса сил, или тогдашний вариант многополярности.
70
Все эти вещи уже давно подробно описаны и разжеваны в научной литературе, в том числе и советской. См., например, Н.П. Полетика. Возникновение первой мировой войны (июльский кризис 1914 г.). М.: Мысль, 1964; А. Ерусалимский. Германский империализм: история и современность. М.: Наука, 1964.