Царские трапезы и забавы. Быт, нравы, развлечения, торжества и кулинарные пристрастия русских царей
Шрифт:
Ассамблеи проводились поочередно в домах придворных. О дне ассамблеи извещали объявления на перекрестках и барабанный бой. На ассамблею мог прийти практически любой человек, кроме слуг и крестьян. Поэтому на петровских ассамблеях можно было увидеть не только бояр и дворян, но и купцов, ремесленников, матросов и даже священнослужителей.
Первая «тусовка» в среде духовенства прошла в конце 1723 года в Донском монастыре. В ней приняли участие высшие иерархи церкви: президент Синода архиепископ Феодосий, другие архиепископы, настоятели московских монастырей, синодальные чиновники и прочие. Разумеется, большинство православного духовенства осуждало такие мероприятия. И пеняли Феодосию (в миру Франциск Яновский),
На ассамблеях играли в азартные игры, курили табак, пьянствовали, танцевали, и эти занятия действительно далеки от христианских добродетелей.
На эти мероприятия женатые должны были приходить с женами и взрослыми дочерьми. Хозяин дома вручал розу одной из дам, и это означало, что она – царица ассамблеи. В конце вечера царица вручала эту розу одному из мужчин, а это знак, что следующая ассамблея будет проходить в его доме.
Если кто из гостей запаздывал, то обязан был выпить «штрафную», то есть огромный кубок с надписью на крышке «пей до дна». Нелепый обычай дожил и до нашего времени. Сам царь, как известно, потчевал таких гостей кубком «двойного орла», вмещавшим целую бутылку.
Конечно, праздники случались всегда по поводу – либо очередной виктории, либо спуска на воду нового корабля и так далее. Сопровождались они страшными попойками с неизбежными «разборками» между пьющими, и гульба заканчивалась лишь тогда, когда первые сановники государства, такие как Меншиков или тот же Апраксин, не напивались до бесчувствия, а царь, обычно невоздержанный и вспыльчивый, находил успокоение на груди женушки Екатерины. Ништадтский мир отмечали в здании Сената семидневным маскарадом, во время которого никому не велено было расходиться, и тысячи людей напивались, можно так сказать, по служебному долгу, и многие с нетерпением ждали окончания принудительного веселья.
Как отмечает В. О. Ключевский, «Петр старался облечь свой разгул с сотрудниками в канцелярские формы, сделать его постоянным учреждением. Так возникла коллегия пьянства или „сумасброднейший, всешутейший и всепьянейший собор“». Возглавлял этот «собор» князь-папа, иначе патриарх, Никита Зотов, бывший учитель Петра. В штате «собора» состояли 12 кардиналов, у каждого имелась свита из епископов, архимандритов и так далее, причем они имели прозвища, которые «ни при каком цензурном уставе не появятся в печати». Царь сам сочинил и устав для этого сборища пьяниц, главным пунктом устава была обязанность ежедневно напиваться и тем самым славить Бахуса. Здесь надо отметить, что те злые карикатуры на церковные обряды, какие вытворяла компания Никиты Зотова (например, на масленице 1699 года они устроили комическое богослужение Бахусу, на котором глава «собора», подобно высшему иерарху, благословлял собравшихся «сложенными накрест двумя чубуками»), особого ропота у москвичей не вызывали.
Но в целом столь «революционные» способы сломать в народном сознании святость старинных обрядов вызывали в народе глухое недовольство, подогреваемое консервативным духовенством. Разговоры о царе-антихристе постоянно пополнялись новыми подробностями, и многие из них имели под собой почву. Во время многодневного празднования Ништадтского мира в 1721 го ду царь устроил шутовскую свадьбу нового князя-папы престарелого Бутурлина со вдовой прежнего главы всепьянейшего ведомства Зотова, тоже старухой, прямо в Троицком соборе. И это далеко не единственные примеры святотатства.
Выражение «веселие Руси есть питие» знали и в допетровское время, и при Тишайшем Алексее Михайловиче, да и ранее, вовсе не зазорно было напиваться, зато бальные танцы, к примеру, на Руси не поощрялись. Равно как и игра в карты. А в шахматы, как известно, играл уже Иван Грозный, но этим развлечением, если так можно назвать, пользовались лишь в Кремле и домах самых «продвинутых», как теперь говорят, бояр. Так что до Петра лишь застолье с разговорами и подчас с потасовками явилось единственным развлечением.
Кроме непомерного употребления вина на ассамблеях, да и других «тусовках», курили табак. Это новшество заимствовано царем в Голландии. До Петра трубок на Руси не курили. Он же, а вслед за ним и его окружение, дымили с удовольствием, едва ли задумываясь о вреде табака. Так что далеко не все нововведения царя-реформатора можно назвать полезными.
О его страсти к прекрасному полу и бесчисленных любовных похождениях известно много. Надо сказать, что в этом смысле он пошел в родителей. Его мать Наталья Кирилловна, вторая жена Алексея Михайловича, была дамой блудливой и наставляла рога царю при всяком удобном случае. Так что являлся ли Петр сыном царя Алексея – неизвестно. Как-то Петр напился в обществе Тихона Стрешнева и Ивана Мусина-Пушкина и стал задаваться вопросом – а чей же он все-таки сын? Вот этот, сказал он, указывая на Мусина-Пушкина, знает, что он сын моего отца (Алексей Михайлович тоже ходил «налево»), а я вот не знаю, чей я сын. И спросил Тихона Стрешнева, а уж не он ли его отец? Тот стал отговариваться, но пьяный Петр решил дознаться истины и приказал вздернуть собутыльника на дыбу. Под пыткой Стрешнев сказал вот что: «А пес его знает, чей ты сын! Много нас к твоей матушке ходило». Так что тайну сию унесла в могилу Наталья Кирилловна. Но то, что он уродился не в Романовых, это очевидно.
Петр Алексеевич был женат дважды, но женам верность не хранил, и в его донжуанском списке сотни женщин из самых разных социальных слоев. Он не брезговал кухарками, полковыми шлюхами, матросскими женами и так далее. Беспорядочные связи, да еще в то время, когда не было презервативов, к добру, как известно, не приводят. Одна из любовниц, некая Евдокия Ржевская (подходящая фамилия), которую он называл «бой-баба», наградила царя дурной болезнью – сифилисом. Семнадцатилетнюю потаскушку разгневанный Петр выдал замуж за своего денщика Гришку Чернышева, приказав ему высечь ее как следует. Лечить толком тогда эту болезнь не умели, поэтому ее последствия и стали, возможно, одной из причин преждевременной смерти Петра Великого.
Помимо кратких связей были у него и долговременные. Девушка из Немецкой слободы Анна Монс так сильно вскружила молодому царю голову, что он решил на ней жениться и ради этого заточил законную жену Евдокию Лопухину в монастырь. Но когда выяснилось, что у Анны, помимо него, были и другие любовники, он от своего намерения отказался и посадил Анну под домашний арест на целых три года. Позже ее брат Виллим Монс наставил царю рога с его второй женой Екатериной, за что поплатился собственной головой.
Петр сильно увлекся также и Марией Гамильтон, фрейлиной своей жены, та покорила его неуемной изобретательностью в постели и надеялась стать царицей вместо Екатерины. Когда ее «фантазии» наскучили царю и он ее бросил, Мария стала спать со всеми подряд, а когда беременела, старалась плоды своего неуемного сладострастия вытравливать. Но однажды ей не удалось раньше времени избавиться от плода (это было в 1717 году) и родился здоровый ребенок. Она удавила его собственными руками. Трупик младенца обнаружили, да еще к тому же на нее пало подозрение в краже важных государственных бумаг, поэтому Петр приказал ее казнить. Царь сам возвел ее на эшафот, а когда палач отрубил голову, то Петр взял ее, окровавленную, в руки, поцеловал в губы, а затем провел перед собравшимися урок анатомии, называя по латыни те части шеи, какие оказались видны в разрезе (вернее, в отрубе). После чего бросил голову на помост, перекрестился и приказал поместить ее в Кунсткамеру.