Царские врата
Шрифт:
Ему уже было далеко за восемьдесят, но трезвости и живости его ума позавидовали бы и иные из молодых. Книгами его зачитывались, передавали из рук в руки, а проповеди были всегда на слуху. Еще в сталинские и хрущевские времена ему пришлось провести в лагерях чуть ли не два десятка лет, потом довелось претерпеть многого от властей, но он ничуть не озлобился, а однажды даже крестил своего бывшего следователя. Сама его биография могла бы являться примером истинного и преданного служения Христу.
С Павлом мы встретились в Текстильщиках. На сей раз этого шута Заболотного с нами не было, он сам отказался ехать к отцу Димитрию, видимо, чувствовал, что батюшка его быстро «раскусит».
Не было и Сени, А жаль, ему было бы полезно послушать отца Дмитрия.
— Попал под влияние Мишани, — оказал я Павлу. — Не боишься, что тот его сгубит?
— А вот и поглядим, —
И мы отправились на квартиру к отцу Димитрию, Дверь нам открыла дочь батюшки, болезненного вида женщина. Она и провела в комнату, где уже сидело несколько человек. Сам батюшка полулежал на кровати, опираясь локтем на подушку, в простой домашней одежде, в душегрейке и теплых тапочках. У него были очень белые пушистые волосы и борода, кругловатое лицо и веселые, даже озорные глаза. Нам он обрадовался, хотел встать, но мы сами торопливо подошли под благословение.
— Рядом, рядом садитесь, — сказал он, указывая место. Павел присел на краешек кровати, я устроился на низенькой скамейке.
Комната была полна книг, икон, рукописей, в углу маленький телевизор, на столе — пишущая машинка допотопных времен. На стене висел портрет покойной жены батюшки. Поначалу могло показаться, что комната слишком завалена всякими вещами, но в этом видимом беспорядка были, очевидно, свои логика и смысл, поскольку сам отец Димитрий мог тут же найти любой нужный ему в данную минуту предмет. Или тетрадку, или присланный накануне журнал, или письмо, или авторучку. Другой бы наверняка не разобрался, долго плутал.
Дверь в домовую церковь сейчас была закрыта, батюшка уже провел вечернюю службу, разоблачился и теперь просто беседовал со своей паствой. Здесь было четверо мужчин разного возраста и еще один священник со строгим взглядом и в круглых очках. Я узнал в нем отца Анатолия с Крутицкого Подворья, иеромонаха, доктора медицинских наук, который в организованном им душепопечительном центре все свои силы прикладывал для излечения наркоманов и впавших в зависимость от тоталитарных сект. Им тоже было написано много книг на эту тематику. Было известно, что два года назад его хотели убить, один из наркоманов поджидал его на улице с оружием в руках, но, встретив отца Анатолия, не выдержал, отвел пистолет в сторону, покаялся. Позже он стал одним из самых рьяных помощников на Крутицком Подворье.
Мы, появившись, прервали шедший разговор, теперь он продолжился. Дочь батюшки также пришла в комнату, села у дверей. Речь, как выяснилось, велась о России.
— … Разглядеть сейчас воскресение России — это все равно, что оживить труп, — говорил отец Димитрий. — Но в воскресение верят, а по вере: невозможное становится возможным. Не зря же сказал поэт, а поэты — пророки: «В Россию можно только верить». Отчего это? Да оттого, что Русь — богоносная страна. Кто попадает в нее, невольно захватывается религиозной стихией. И религиозный вопрос в России самый актуальный, во все времена. Может быть, вы задумывались над таким фактом, что на русской земле даже бандиты, уходя на свой промысел, осеняли себя крестным знамением? «Было двенадцать разбойников», — помните Некрасова? А другие писатели? Какой великий христианин Гоголь! Гениальный литератор и вдруг всё принес в подножие креста Христова, смирился. Такого смирения, по моему, нет ни у одного из великих людей. И какими мальчишками глядят те, кто не понимал Гоголя и смеялся над ним. Гоголь действительно для нас еще пока загадка. Когда он раскроется во всем своем величии, мы увидим, какого великана имеет русская земля.
— А Достоевский? — спросил кто-то.
— Вообще русская литература особая и особо христианская, — отозвался батюшка. — Достоевский — глубины ангельские и сатанинские, и в результате — осанна Богу. Некрасов — картежник и пьяница, и — такая любовь к людям. Даже если есть там рисовка, и то не ослабляет его значения. Толстой — бунт против Церкви и человечества, и всё это искренне, правдиво и даже свято. И еще многих можно отыскать, даже в современной литературе. Русь, даже барахтаясь в грехе, свята. Ибо, сознательно или бессознательно, есть покаяние благоразумного разбойника. Два разбойника и посреди них — Христос. Бог усматривает что-то особое в сердце разбойника и вводит его первым в рай. И с покаянием разбойника христианин является лучшим христианином. А если с законнической меркой, можно быть только фарисеем: благодарить Бога и делать гадости. Видимо, настоящая святость лучше понимается через преступность.
Он замолчал, задумавшись о чем-то, потом продолжил:
— Если ты видишь только пинки, неправду, страдания, то ты не понимаешь России, и лучше уезжай отсюда, она для тебя будет мачехой. Россия не то, Россия — то, что улучшается от пинков, неправды, страдания. Это не внешняя держава, а сокровенная страна. И русский человек — не этот хулиган, бандит, развратник, а то, что обратно этому. И может быть, даже он был какое-то время и тем, каким ты его видишь, но это все равно не он. Значит же что-то покаяние! — а русского человека можно разглядеть только через покаяние. Я за русских не потому, что сам русский, а потому, во-первых, что русские много страдают, чем уподобляются Христу, во-вторых, страдания принимают со смирением, раскаиваются во время страданий, чем просветляются, принимая Бога в свое сердце, носят Его. Богоносец русский не потому, что его внешний облик богоносный. Может быть, внешне он хуже всех! — богоносный потому, что в него вмещается Бог, в ту глубину, которая во время испытаний раскрывается. И народ этот не погибнет, хотя бы еще большая Голгофа, чем сейчас. Россия — страна, где учишься, как надо умирать… Вот давайте сравним: восстановление Иерусалима, Израиля — это показатель того, что религиозные воззрения иудеев кончаются земным интересом. В конце же истории должно быть то, что отрывает от земли, — Иерусалим Небесный. А у евреев наоборот. И вот этот Небесный Иерусалим вдохновляет Россию. Разрушение России — показатель того, что здесь ценности не временного порядка, а вечного. А если это так, то Россию уничтожить нельзя. Россия вечна… Но русские не должны считать себя лучше других, ибо в таком случае они сбиваются на еврейский путь, когда из богоизбранности делают богоисключительность. Развивается гордыня, отсюда и неузнавание Христа. Есть такая опасность и у русских. К счастью, тут спасает русская стихия покаяния.
— Послушание должно быть, — сказал один из мужчин.
Отец Димитрий улыбнулся, произнес:
— Нельзя огромное человеческое дело вмещать в рамки, допустим, только послушания. Должно быть всё, и непослушание даже. Из хаоса наших дал Дух Святой творит всё, что нужно, а мы только делаем как можем. Все наши дела несовершенны, усовершить их может лишь только Бог. Когда послушание принимают как фанатизм: что, мол, мне думать, пусть идет, как идет, — такое послушание не христианское и может быть покушением на свою личность, все равно что самоубийство. Послушание не должно быть слепым. Правда, Бог должны стоять впереди всего. А кто принуждает к послушанию, сам не любит слушаться, — добавил отец Дмитрий, озорно взглянув на того мужчину.
Потом вдруг обратился к Павлу, сидящему у него в ногах:
— Это я к тому, что ты пока мысли о монашестве оставь, как мы с тобой говорили. Вот потом, как-нибудь с отцом Анатолием побеседуй, съезди к нему на Крутицкое Подворье. Он тебя вразумит получше меня. Рано тебе, не готов. Не все испытания прошел. А то, что часовню задумал строить, так это ладно. Только думай: хитрость строит, и у нее успех, всё ей удается, но вдруг бывает что-то незначительное, и все построенное ею здание разлетается. Правда всегда испытывает затруднения, строить ей очень трудно, но когда окончится строительство, все вдруг увидят, как это прочно. Не обольщайся легкому строительству хитрости и не унывай от затруднений в правде. Делай правду, и всё само по себе устроится, без всякой хитрости, просто и легко. В этом мире много правд и много неправд. Но все правды и все неправды этого мира — полуправда и полуложь, и они не отражают сущности. Есть одна правда — правда Божия, и она единственная спасительная. И справедливость без доброты есть жестокость и ложь. Поэтому кто хвалится своей справедливостью и не принимает в расчет страданий человеческих, тот фарисей и не оправдывается Богом. Доброта без справедливости более приятны Богу, отсюда и мытарь оправдываемый. Так что ты строй, строй, потом поглядим, что получится…
Я слушая отца Димитрия, сжавшись на своей скамеечке, а сам то и дело думал о своем отце, родном, который сейчас, возможно, вновь бесцельно бродил по больничному коридору, натыкаясь на таких же, как он. Или уже лежал в палате, привязанный к койке? На душе было страшно тоскливо и горько. Ведь он почти на полтора десятка лет моложе отца Димитрия. И тоже прошел через многие испытания. Но отличие в том, что мой отец никогда не верил в Господа, был атеистом, как воспитали его с детства. Может быть, это и послужило ему в наказание? Хотелось спросить об этом батюшку, но я не смел. Говорили другие, спрашивали, потом о чем-то заспорили. Я слушал невнимательно. Так продолжалось еще около часа. Отец Анатолий уже ушел.