Царства смерти
Шрифт:
Александр видел чудо на Беренике. Видел, как меня ударил сьельсинский орбитальный лазер, не оставив на мне ни царапины, ни ожога. Боялся ли он меня по-прежнему, как его мать? Как имперские придворные «Львы»?
Как Святая Капелла Матери-Земли?
Лин помялся, прежде чем задать следующий вопрос.
– Правда, что Капелла пыталась вас отравить? – прошептал он мне на ухо едва слышно из-за гудения труб.
Я лишь посмотрел на него и ничего не сказал – но это было достаточным ответом, пусть и неполным. Капелла действительно подослала в мою камеру убийцу. Я заставил его самого принять яд. Эти подробности потерялись где-то по пути сквозь звезды. Я слышал, что в финальной версии этой истории Адриан Марло демонстративно выпил яд прямо на трибуне перед претором и судьями и отказался умирать.
Очевидно, трибун понял намек.
– Заходите к нам на виллу, – нарушила неловкое молчание Валка, опасаясь также, что нас могут подслушивать, и положила руку на плечо Лину. – На Нессе чем дальше от города – тем лучше.
В самом деле было небезопасно вести такие разговоры. Слишком много шпионов и внимательных камер.
– Весьма заманчивое предложение, – согласился Лин. – Но я предполагаю, что заседания комитета займут у нас с Марло довольно много времени. Вы же слышали про джаддианцев?
– Про князя Каима и его армию? – уточнил я. – Слышал.
– Император прилетел сюда не только для того, чтобы проверить ход строительства кораблей, – заговорщицки прошептал Лин. – Изначально этот визит планировался на обратном пути.
Во мне заиграло любопытство.
– То есть эта остановка не запланирована? – зашептал я в ответ.
Это объясняло, почему Венанциан так внезапно выложил мне новости и то, почему он был так раздражен, когда мы осматривали верфи.
– Он приказал поменять курс пять лет назад, чтобы сначала заглянуть сюда, – ответил трибун, качая головой.
– Пять лет назад? – удивилась Валка. – Зачем?
– Я знаю лишь слухи. Как-то подслушал разговор сэра Грея с моим коммандером.
– А кто ваш коммандер? – спросил я, не зная, насколько это важно.
– Сэр Сендил Масса, легат, – совсем тихо ответил Лин.
Мне этот человек был незнаком, хотя я помнил другого Массу из разведывательного отдела, приятеля Лориана Аристида.
– И о чем они говорили?
– В том-то и дело, – ответил Лин. – Они говорили, что император собрался сюда ради вас.
Глава 6. Старые шрамы
Из всех мест, где мне приходилось жить, поместье Маддало было близко к идеальному. Идеальным оно стало бы, если бы было не на Нессе, а на Колхиде. Построившие его несколько тысяч лет назад сид-артурианцы выбрали место на отроге гор, над поймой реки и огороженными пастбищами, протянувшимися среди холмов до самой столицы. Стены дома были из побеленного камня, а островерхие крыши поддерживались резными деревянными балками с изображениями, связанными с рыцарским культом.
Дом не мог сравниться с дворцами высоких имперских лордов, но был прекрасен в своей горделивой скромности. Между двумя крыльями бывшего аббатства прятался внутренний двор и сад камней, в котором некогда стояли наковальня и меч Артура-Будды. Когда Несс был завоеван Империей, это изваяние было убрано и переплавлено по приказу Капеллы. И до сих пор вилла хранила следы инквизиции: срезы на дереве, где раньше красовались лотосы или граали, окаменелый пенек – все, что осталось от священной смоковницы. Кое-где на стенах традиционные изображения заменили неуместными артефактами: чучелом головы буйвола, портретом обнаженной палатинской женщины на кожаном диване и уродливой бесформенной скульптурой, которая казалась мне обычным корявым куском бронзы.
Я распорядился убрать буйволиную голову и скульптуру, заменив их ангелами с крыльями летучих мышей, похожими на горгулий, охранявших дом моего детства в Обители Дьявола. А вот избавиться от картины мне не позволила Валка. Меня это ни капли не удивило: глядя на картину, я постоянно смущался, и Валку это забавляло.
Наше длительное пребывание здесь оставило свои следы. По обе стороны центральной лестницы стояли хоругви Красного отряда с трезубцами и пентаклями моей ветви дома Марло в обрамлении орнамента-лабиринта, напоминавшего о греческих корнях моей матери. В библиотеку – приземистую башню в юго-западном углу – перекочевали почти все книги с «Тамерлана», а также десятки моих дневников с белыми и черными страницами, наполненные зарисовками, стихами и цитатами, собранными за годы странствий.
В одной из верхних комнат Валка устроила рабочий кабинет. Туда переехали фототипы, распечатанные карты и данные исследований всевозможных руин Тихих, где ей довелось побывать. Она много лет отходила от потрясения, связанного с тем, что покрывавшие руины круглые анаглифы оказались вовсе не глифами, а трехмерными следами высокотехнологичных пространственных механизмов Тихих. Но она была ксенологом и, даже получив опровержение своей языковой теории, твердо намеревалась разгадать тайну, которой посвятила всю жизнь.
Вместе с виллой я получил в распоряжение нескольких слуг, из которых спустя семьдесят лет осталась только старая Анжу. Когда мы с Валкой только поселились в поместье Маддало, она была посудомойкой. Тридцать лет назад мы повысили ее до поварихи. Ей было уже столько лет, сколько плебеи обычно не живут, но она все равно каждый день поднималась ни свет ни заря и готовила завтрак для себя и остальной прислуги: садовника и двух горничных. Я частенько завтракал с ними, прежде чем отправиться на тренировку в зал в восточном крыле. Когда-то в этом зале раздавался звон мечей спарринговавших друг с другом сид-артурианцев.
Шарнирные манекены для фехтования и голографическая камера были единственными артефактами монахов, которые не выбросили или не переделали. По утрам, пока Валка еще спала после тихой ночной работы, я обычно вставал в центр фехтовального круга, и вокруг меня начинали плясать мишени с подвижными металлическими руками. Голографический проектор придавал этим мишеням человеческий облик. Сид-артурианцы запрограммировали его так, чтобы они изображали средневековых рыцарей в готических доспехах, шлемах с опущенным забралом и ярких вышитых плащах.