Царства смерти
Шрифт:
Наш проводник сдержанно поприветствовал двух коллег, мужчину и женщину, спешивших нам навстречу через атриум. Все трое были так похожи, что вполне могли сойти за родственников. Серокожие, темноволосые, с пустыми глазами. Казалось, они находятся под действием каких-то стимуляторов – может, веррокса или амфетамина, а может, простого кофеина. У новоприбывшей парочки были такие же наушники, как у нашего проводника.
– Уважаемая делегация, – сказали они в унисон и вскинули руки; точно так же нас приветствовал по прибытии и первый дипломат.
– Благодарим за прием, – ответил я, давая им время выслушать
Женщина слегка поклонилась, сложив перед собой руки.
– В Содружестве нет королей и лидеров, – сказала она тоном строгой учительницы или схоласта, упрекающего нерадивого ученика. – Сегодня конклав не заседает. Делегацию пригласят, когда все председатели будут на месте.
Я с трудом удержался, чтобы не нахмуриться, и посмотрел на Валку и Тора Варро.
– То есть приема не будет? Я надеялся выступить сразу же.
Мужчины и женщина переглянулись, ожидая подсказки уполномоченных органов. Мое терпение уже было на исходе. Я мог смириться с молчанием, но не с этой бестолковой пассивностью, которую здесь выдавали за гражданскую добродетель.
– Я прибыл по особо важному заданию самого соларианского императора. Меня не примут?
Женщина – очевидно, старшая из троицы, хотя на это наблюдение мне наверняка опять бы повторили, что «каждый служит в меру своих способностей», – уставилась на меня с натянутой улыбкой:
– Все должны трудиться на благо общества. Чтобы был хлеб, жилье и порядок для всех трудящихся.
– Значит, все заняты?
Я сунул пальцы за пояс и осмотрел просторное помещение, в котором мы оказались. Пол здесь был не цементным и не пластиковым, а мраморным, из черно-белой плитки. Впереди поблескивал подсвеченный со дна низенький бассейн. Поверхность воды над темным камнем была абсолютно ровной, гладкой. Как черное зеркало. Мне почти по-детски захотелось нарушить это спокойствие, разбить иллюзию царящего вокруг абсолютного порядка.
Я понимал, что все это значит.
Они рисовались, притворяясь, как и все власть имущие, что важные дела для них – сущий пустяк. Делали вид, что прибытие посла Соларианской империи не предвещало конца их мира.
Но война надвигалась на Падмурак, хотели того его темные владыки или нет.
Глава 11. Великий конклав
Ночью снова навалились сны.
Мне снилось, как я тону в глубокой воде. Бледные руки тянулись из темноты, ласкали меня и тянули вниз. Я был то ли мертв, то ли на грани смерти и не мог выбраться из доспеха. Время текло вспять; я падал, падал вверх к алым огням и звукам хаоса битвы. Потом очутился на полуразрушенном каменном мосту за городом с серыми башнями. Кругом горели машины и бегали грязные люди с оружием.
Если время, как верят некоторые, в самом деле бесконечно, то рано или поздно все становится правдой. Я же верю, что финал неизбежен, как неизбежны концы всего в отдельности: империй, планет, людей. Но даже за несколько сот лет человеческой жизни можно любую неправду превратить в правду. Однажды я сказал Лориану, что не вижу будущего. Тогда я не знал, что способен на это.
Гремели выстрелы, сверкали вспышки.
Я проснулся.
На Падмураке занялся рассвет, и бледно-желтое солнце болезненно светило сквозь горизонтальные щели окон, как бы в разрезе показывая огромный суровый город. Из нашего номера на вершине шпиля, где находилось имперское посольство, я мог различить вдали другие купола. В нескольких милях отсюда был космопорт для шаттлов. За ним расположился грузовой порт, откуда прошлой ночью дважды стартовали ракеты. Дальше была только тундра. Тундра, в которой работали бесконечные фабрики, бараки и трудовые лагеря – три кита, на которых стояло лотрианское общество.
Не разбудив Валку, я вымылся в безводном душе, растерся под звуковыми струями. Когда вышел, кабина автоматически уничтожила все, что я с себя смыл. Оделся я в лучший дипломатический костюм: белую рубашку и брюки с двойной красной строчкой. Сверху накинул черную парчовую тунику с красной оторочкой и узором «бута». Натянул поверх рукава кожаную перчатку, застегнул на все застежки. Пристроил кольцо-печатку императора на указательный палец правой руки и не забыл цепочку с белым осколком скорлупы Тихого. Сапоги сели как влитые, плотно обхватив икры. Напоследок я прицепил к поясу меч.
Меня ждал Великий конклав.
Мы с Валкой и Варро прошли по черно-белому шахматному полу фойе в сопровождении нашей охраны и представителей правительства Содружества. К нам каждый день приставляли новых, а прежних мы больше никогда не видели. Нас проводили мимо зеркального бассейна к угловатой лестнице, что вела на галерею, опоясывавшую дворец-зиккурат. Галерея тянулась над фойе и нижними залами, расположенными по всему периметру дворца. Внизу ходили дипломаты и чиновники в одинаковых серых костюмах с черными звездами правительственных служащих на груди. Народ на языке Лотрианского Содружества назывался zuk, а эти люди, управлявшие им, именовались pitrasnuk.
Всю внутреннюю стену галереи покрывала гигантская фреска с изображением торжествующего народа. Впереди за квадратной аркой находился главный вход. Мы прошли туда – на этот раз без досмотра – и миновали еще несколько серых барельефов, пока не оказались в узком коридоре, где потолок располагался настолько высоко, что его было не разглядеть в темноте. Ответвлений у этого коридора не было, и я понял, что мы приближаемся к самому сердцу зиккурата. Это место напомнило мне об угрюмых бетонных казематах капелланской бастилии на Фермоне и о тюремных камерах Боросево на Эмеше. Я даже подумал, не вдохновлялись ли в Содружестве много тысячелетий назад архитектурой Капеллы – уж настолько она была устрашающей.
Из коридора мы попали в круглый зал, и, оглядевшись, я понял, что это амфитеатр. Колизей. Нас окружали десятифутовые стены, над которыми за железными перилами полукругом сидели тридцать пять председателей лотрианского Великого конклава. Центральное кресло пустовало, но все остальные, по семнадцать с каждой стороны, занимали серолицые дамы в серых платьях и господа в серых костюмах. Все темноволосые либо седые. Позади них и чуть выше сидели младшие чиновники, лица которых едва можно было разглядеть – такими сумрачными были эти покои государственной власти.